ее – любым способом, только верните. Если дойдет до суда, засвидетельствуйте под присягой, что она невменяема.
– Хорошо. Сделаем все возможное.
Не прошло и десяти дней после этой беседы, как Блэры уже встретились с доверенным человеком мистера Каслтона в Париже, чтобы свести воедино имеющиеся подробности. Фактов было много, а толку – чуть. Петрокобеско появлялся в различных ресторанах: толстый, однако не лишенный обаяния коротышка неопределенной национальности, с плотоядным взглядом и неутолимой жаждой. Годами вынужденно скитался по всей Европе, жил бог весть как – видимо, за счет американцев, но, по данным Холлэма, в последнее время не был вхож даже в самые отдаленные круги международного светского общества. Об Эмили сведений набралось совсем мало. На прошлой неделе эту пару видели в Берлине, а буквально вчера – в Будапеште. Очевидно, Петрокобеско, как персона нон грата, вынужден был повсюду отмечаться в полиции; этим обстоятельством и посоветовал воспользоваться Холлэм.
Через двое суток они в сопровождении американского вице-консула явились на прием к префекту полиции Будапешта. Префект затараторил по-венгерски, обращаясь исключительно к вице-консулу, и тот вкратце передал суть: Блэры опоздали.
– Где же их теперь искать?
– Он не знает. Ему было приказано их выдворить, и вчера вечером они уехали.
Внезапно префект черкнул какую-то записку и с резким замечанием сунул ее вице-консулу.
– Он говорит: наведайтесь вот сюда.
Бреворт заглянул в листок:
– Штурмдорп… это где же?
Очередная быстрая тирада по-венгерски:
– Отсюда пять часов по местной узкоколейке; поезд ходит по вторникам и пятницам. Сегодня суббота.
– В гостинице мы наймем автомобиль, – сказал Бреворт.
Поужинав, они отправились в путь. Поездка по ухабам неподвижной Венгерской равнины, да еще в потемках, оказалась не из приятных. В первый раз Олив пробудилась от тревожной дремоты, когда Бреворт с водителем меняли колесо; потом – когда машина затормозила у мутной речки, за которой светились редкие огни какого-то городка. В машину заглянули двое солдат в незнакомой форме; за мостом начиналась узкая извилистая главная дорога, которая вела к единственной гостинице Штурмдорпа; лишь с первыми петухами Олив и Бреворт свалились на убогие койки.
Наутро к Олив пришла внезапная уверенность, что они близки к цели, но вместе с тем вернулось давнее чувство беспомощности перед лицом своеволия кузины; на нее нахлынуло долгое прошлое, где царила Эмили, и приезд в эти края уже стал казаться почти наглостью. Однако при виде решимости Бреворта она тут же опомнилась и вместе с мужем смело спустилась в холл, где они разыскали одного из хозяев, который говорил почти как американец – до войны он жил в Чикаго.
– Здесь уже не Венгрия, – объяснил он. – Вы пересекли границу Чешско-Ганзейского княжества. Государство у нас маленькое, всего два города – наш и столица. Американцам виза не
