Брюна, мастера придумывать новые названия для им же изобретенных болезней, ни личные пристрастия профессора Шварца, ни семейные дрязги профессора Гиллеспи. Профессор Нортон, один из самых уважаемых преподавателей, отделался легким испугом. Прозвучали и новые куплеты; некоторые из них Билл сочинил сам:
Герпес Зиглер, хмуря брови,
Вас в кутузку упечет,
Коль у вас случайно кровью
Гемофилик истечет.
Бум-тиди-бум-бум, Тиди-бум-бум.
Три тыщи лет назад,
Три тыщи лет назад.
Наблюдая за профессором Зиглером, он заметил, как того перекосило под маской улыбки. Билл прикинул, сколько пройдет времени, прежде чем в куплетах продернут его самого, Билла Талливера, и, пока хор выводил припев, загодя сочинил четверостишие.
После капустника старшее поколение удалилось, на полу захлюпали пивные лужи, и вечер утонул в традиционном разгуле. Но Билл, посерьезнев, переоделся в полотняный костюм, минут десять поглазел на происходящее и вышел из душного зала. На ступенях у входа толпились желающие глотнуть разреженного воздуха, а любители пения сгрудились на углу, вокруг фонарного столба. На другой стороне улицы темнела громада клиники, вокруг которой вращалась вся жизнь. Между платным стационаром имени Святого Михаила и бесплатной лечебницей имени Уорда поднималась полная луна.
Та девушка – она явно спешила – поравнялась с гуляками у фонарного столба в тот же миг, что и Билл. Одета она была в темное платье и темную шляпку с мягкими полями; однако у Билла почему-то сложилось впечатление, будто одежда ее отличалась пусть не веселой расцветкой, но стильным фасоном. Все произошло в считаные мгновения: тот молодой человек – не имеющий отношения в великому братству, как сразу отметил Билл, – развернулся и буквально бросился к ней в объятия, как ребенок к матери.
Едва удержавшись на ногах, девушка испуганно вскрикнула, и вся компания засуетилась.
– Вы не пострадали?
– Нет-нет, – выдохнула она. – Наверное, он не в себе – даже не понял, что вцепился в девушку.
– Мы его сейчас оттащим в приемный покой – пусть-ка проглотит желудочный зонд, если сумеет.
Билл Талливер машинально зашагал рядом с девушкой.
– Вы точно не пострадали?
– Нет-нет, все в порядке.
Она не могла отдышаться; грудь ее, расточавшая извечные обещания, вздымалась, будто ловя последний в этом мире воздух.
– Вот влипла… и поделом… так мне и надо, – выдохнула девушка. – Я сразу поняла: студенты. Не нужно было сегодня идти этой дорогой.
Темные, заправленные за уши волосы доходили ей до плеч. Она неудержимо рассмеялась.
– Он был таким беспомощным, – выговорила она. – Бог свидетель, я повидала множество беспомощных мужчин… сотни… абсолютно беспомощных, но никогда не забуду, какое у него было выражение
