уже на подходе, а получить ее показания как можно скорее исключительно важно. Напоминаю вам, что было совершено убийство, а она является единственным свидетелем.
– Ее зовут Маргрет! – Голос медсестры прозвучал неожиданно мрачно. – Это вам как минимум стоило бы уяснить!
Эта медсестра работала по вызовам в Дом ребенка со дня его основания – уже семнадцать лет – и навидалась за эти годы столько чужого горя, что это могло, как опасалась Фрейя, отразиться на ее характере. На работе она почти никогда не улыбалась и быстро вскипала, если ей что-то не нравилось, – например, как сейчас.
– А вам как минимум стоило бы уяснить, что мы ни в коем случае не обязаны снимать ее показания здесь. Это всего лишь рекомендация судьи, предложение, так сказать, альтернативного способа. По моему личному мнению, нам нужно было держаться первоначального плана и допрашивать ее в отделении полиции! – Побагровевший цвет лица представителя прокуратуры теперь плохо гармонировал с его пестрым галстуком.
Йоухан из Комитета по защите прав ребенка незаметно под столом толкнул ногой Фрейю, но та и сама понимала, что ситуация выходит из-под контроля. Дом ребенка находился в ведении Комитета, и поэтому Йоухан являлся ее начальником. Говоря как можно размереннее, она попыталась разрядить ситуацию:
– Давайте не будем нагнетать обстановку. Все мы понимаем, насколько важны ее показания, но не надо забывать, что мы являемся экспертами в работе с детьми и знаем, когда необходимо прерывать опрос. Я также должна напомнить, что в происходящем здесь нельзя винить наших специалистов. Где представитель полиции, который должен был задавать вопросы? Нам ничего не известно ни о происшедшем, ни о самом расследовании. Нам только сказали прибыть сюда в десять часов, что мы и сделали, в том числе Маргрет и ее дедушка. Такая обстановка сложилась по вине вашего неявившегося человека.
Фрейя надеялась, что Конрад не станет дудеть о том, что прокуратура – не полиция и что они не отвечают за явку или неявку ее представителей; а для Фрейи они все были одного поля ягоды.
Благосклонно прикрутив багрянец в лице, Конрауд схватился за телефон, поспешил выбрать из памяти номер и обрушился с громкими ругательствами на того, кто ответил. И этим он нарушил одно из немногих правил поведения, объясненных ему в начале встречи. Зеркало не обеспечивало полной звукоизоляции, и поэтому людей всегда просили говорить вполголоса, когда в опросной комнате находился ребенок. Громкий шум вблизи микрофона мог также помешать тому, кто вел опрос, и даже нанести вред его слуху.
– Пожалуйста, тише! – умоляюще сигнализировала ему руками Фрейя, но он отвернулся от нее, продолжая отчитывать своего собеседника.
Фрейя краем глаза заметила, что Маргрет уставилась в зеркало. Силья, раздраженно нахмурившись, тоже смотрела в зеркало. Ее работа состояла в том, чтобы успокоить Маргрет, чтобы ребенок почувствовал себя комфортно. Она качнула головой, подняв вверх руки, и Фрейя прочитала на ее губах беззвучный вопрос: «Что происходит?»
И тут, пробиваясь сквозь крики Конрауда, послышались тихие всхлипы. Они становились все
