начала выбираться из машины, но я остановил ее:
– Нет. – Я пристально посмотрел на нее. – Ты ведь девушка Берни… не забыла?
Она в ответ посмотрела на меня так, словно хотела ударить. Я продолжал сверлить ее взглядом, пока она не отвернулась, тогда я вышел из машины и направился к коттеджу.
Утром я встал и уже пил кофе на крыльце, когда Тим О’Брайен вышел из своего домика. На часах было без четверти семь, и он посмотрел на меня с удивлением:
– Ты рано.
– Подумал, не отправиться ли на стройку, – сказал я, допивая кофе. – Если у тебя есть задание, которое ты мог бы мне поручить, буду рад.
– Знаешь что-нибудь о взрывных работах?
– Ничего.
Он усмехнулся:
– Знаешь что-нибудь о бульдозерах?
– Еще бы.
– Отлично… в таком случае возьмешь на себя бульдозеры, а я займусь взрывами. – Мы погрузились в джип. – Значит, ты решил, что хочешь поработать?
– Когда мне платят, я соответствую. Но давай сразу проясним, Тим: босс ты. Ты говоришь мне, что делать, а я стараюсь исполнить.
В итоге я провел весь день на жаре, в пыли и грохоте. Четырежды меня звали ремонтировать бульдозер, и я ремонтировал. Моторы для меня – плевое дело. Я легко поладил с бригадой чернокожих: работали они отлично, но понятия не имели, что делать с застопорившимся двигателем. О’Брайена я не видел до обеденного перерыва. Судя по грохоту, он истратил кучу взрывчатки. Мы вместе перекусили под деревом: гамбургеры и кофе. Он спросил, нравится ли мне работа, и я сказал, что все идет прекрасно. Он посмотрел на меня с любопытством, но не стал развивать тему.
Прежде чем отправиться спать тем вечером, я обдумал все случившееся. И пришел к выводу, что Оль-сон замыслил какую-то кражу и хочет, чтобы я участвовал в деле, но он не вполне во мне уверен. Эта идея – а я говорил себе, что могу сильно ошибаться, – взбудоражила меня. Никогда не подумал бы, что у Ольсона имеются криминальные наклонности. Я решил и дальше работать на стройке, а то у кого-нибудь возникнут вопросы, зачем я вообще здесь ошиваюсь.
И это было разумное решение, потому что на следующий день, часа в четыре, когда я, чертыхаясь, прочищал систему подачи топлива, трое негров, наблюдавших за моей работой, внезапно оцепенели, словно взятые в шенкеля. Они лишь закатывали большие черные глаза, сверкая белками, и я обернулся через плечо.
В нескольких ярдах от меня стояла женщина и наблюдала за мной. И какая женщина! Я сразу понял, что это может быть только миссис Лейн Эссекс. Окидывая ее взглядом с макушки до пят, я увидел рыжевато-золотистые «венецианские» волосы, спадавшие на плечи длинными, естественными волнами, широкий лоб, большие глаза цвета фиалки, тонкий нос, четко очерченный рот. Нет, это описание никуда не годится. Она была самой великолепной женщиной, какую я только видел в жизни, и на ее фоне Пэм Осборн смотрелась как дешевая шлюха. Это тело внушило бы грешные мысли даже святому: бесконечно длинные ноги, полная грудь. На ней были белая льняная рубашка, заправленная в белые же бриджи для верховой езды, и сверкающие черные сапоги до колена. В нескольких ярдах за ее спиной
