начитывая на ухо мантру. Дряхлый старик, покачиваясь, стоит тут же, не мигая, уставившись на уже яркое светило слепыми глазами, в ожидании скорого погребального костра – за этим он и брёл сюда из своей далёкой деревни, преодолевая расстояния и немощь. Женщина, пуританская индианка, обнажив грудь, спускается по гатам в воду, не отвлекаясь ни на что и ни на кого.
Она спешит в божественные объятия священной Ганги…
Сарнатх, где повернулось Колесо
Как известно, буддизм – одна из мировых религий – появился в Индии, этой чудесной реторте, давшей человечеству бесчисленное число философских истин и захватывающих заблуждений. Появился, развился, распространился и… исчез. Сегодня тут процент буддистов составляет такую ничтожную цифру, что она лишь подчёркивает фиаско, которое потерпело учение, одно время главенствовавшее над субконтинентом. Но от полутора тысячелетий существования буддизма здесь осталось великое множество памятников, ступ и пещер. И три культовые точки, которые святы для каждого правоверного буддиста своей сопричастностью к основателю всего учения. Место Прозрения, место первой Проповеди и место Ухода.
Искушение Разбуженного
Вряд ли кто-то из учителей человечества на своём пути к Истине преодолел столько крутых поворотов и крайностей, как Сиддхартха Гаутама – урождённый царевич из племени Шакья. Для образованных людей сегодня занимательная биография Татхагаты достаточно известна, потому я не стану останавливаться на всех её нюансах. Ограничусь лишь теми моментами, которые важны для данного повествования.
После чудесного Пробуждения под деревом Бодхи (в Бодх-Гая), теперь уже Будда (каково звучание – Будда – Пробуждённый!) в течение семи недель вёл странную и непонятную жизнь. Это если смотреть со стороны. То он целых семь дней стоял, не моргая, и смотрел на место своего Просветления, то демонстрировал свою состоятельность недоумевающим богам, то медитировал под дождём, от которого его защищал своим капюшоном царственный змей Мучилинда, то равнодушно взирал на дикие прелести дочерей неугомонного искусителя Мары. Это если смотреть со стороны.
На самом же деле эти семь недель уходят у Будды на томительную внутреннюю работу, осознание того, что достигнуто, и, что особенно важно, на поиски вечного ответа на вечный вопрос: что делать дальше? В принципе Нирвана, к которой он так стремился все годы своих исканий, была в одном шаге. Навсегда угаснуть в блаженстве абсолютного покоя, пополнив тем самым безвестные ряды многочисленных предшественников – «пратьекабудд» (будд для себя), которые втихаря познали Истину и эгоистично канули, воспользовавшись своими знаниями для своего «освобождения», – было бы самым логичным. Но что-то сдерживало – иначе не было бы этих непонятных семи недель.
Будда думал не о себе. О других.
