души. Тредиаковский в этом первом любовном, галантном переводном романе в прозе и стихах впервые воспел земное, прекрасное чувство – “сладкия любовь”. “Кто залюбит больше, тот щастлив есть надольше!” – восклицает автор и переводчик. Тредиаковский-переводчик не слепо следовал оригиналу, особенно в стихах: менял строфику, ритмику. Если у Тальмана были отвлечённые суждения о женской красоте, то наш поэт конкретно изобразил внешний вид возлюбленной. Более того, И.3.Серман установил [306. C. 107–109], что Тредиаковский ввёл в роман эротические ситуации и описания, чего не было в оригинале, например:
– “Руки ей давил, щупал и все тело…”,
– “В жаре любовном целовал ю присно…”,
– “Вся она была тогда в его воли,
Чинил как хотел он с ней се ли то ли…”
Конкретные описания любовных сцен явились полной неожиданностью для русского читателя. Поэт материализует и конкретизирует отвлечённое у Тальмана чувство любви.
Успех книги был ошеломляющий. Поэт пишет Шумахеру: “Моя книга входит в моду и, к несчастию или к счастию, я также вместе с ней… Меня ищут со всех сторон, повсюду просят мою книгу” [цит. по: 306. C. 112]. От нападок же духовенства и реакционеров, осуждающих переводчика, поэт защищался новой песней:
Худо тому жити,
Кто хулит любовь:
Век ему тужити
Утирая бровь [64. C. 91].
Несомненно влияние на Тредиаковского-поэта французской поэзии конца XVII – начала XVIII в., особенно школы поэтов-вольнодумцев (либертенов[41]): Никола Ивето, Жана Эно, графа де Грамона, Шарля Лафара и др. “Гимн Амуру” аббата Шолье созвучен стихам Тредиаковского в изображении власти любви [306. C. 104–117].
Начало реформы русского стихосложения
Работа над переводом романа “Езда в остров Любви”, над оригинальной лирикой поставила перед Тредиаковским ряд филологических проблем.
Частично он говорит о них уже в своем предисловии “К читателю”: “сия книга мирская”, посвященная изображению “сладкия любви”, потребовала нового художественного языка; отказавшись от славянизмов, Тредиаковский переводит книгу “почти самым простым русским словом, то есть каковым мы между собою говорим”. Отказ от славянизмов – решительный разрыв с современным ему литературным языком.
Перевод Тредиаковского стал дерзким вызовом всей официальной литературной традиции. По сути дела, перевод представил обширную программу литературных преобразований.
В 1735 году Тредиаковский выступил в Академии наук с речью о необходимости реформы стихосложения, издания курса поэтики и подготовки полного словаря русского языка, и дело здесь не просто в назревшей необходимости заменить чуждую духу русского языка стихотворную форму (силлабику, пришедшую к нам из Польши ещё в конце XVII в.) – на естественную для него (русский народно-песенный стих – тонический).
Потребность в
