мадригала, эпиграммы, “мирской песни”, которые, по его мнению, могут быть связаны и с отражением жизни, мыслей, настроений простого народа. Это была крайне смелая мысль даже для богатого новациями XVIII века.
Тем самым Тредиаковский нацеливал своих современников на творчество в народном духе, традициях фольклора. Так за полтора столетия до Льва Толстого впервые прозвучало выражение “мысль народная”. Нельзя не отдать должное, замечает А. С. Курилов, ясности и четкости методологической позиции Тредиаковского при разделении и объяснении им сущности видов поэтических (стихотворных) произведений. Критериями неизменно выступают “материя” (содержание) и форма (объем произведений, их строение) [215. С. 134].
Свою задачу теоретик формулировал очень конкретно: указать реальные пути творческого освоения художественного наследия европейских поэтов, а на основе этого усвоить способ национального стихосложения. И эту задачу он прекрасно выполнил, пробудив теоретическую и поэтическую мысль М. В. Ломоносова, с деятельностью которого будет непосредственно связано формирование новой русской литературы и литературной теории [215. C. 135].
Лирика зрелого периода. Эволюция поэтических жанров и их значение для становления русского классицизма
Поэзия Тредиаковского основательно проанализирована Г. А. Гуковским [142. C. 70–75]. Учёный отмечает, что как поэт Тредиаковский занимает весьма скромное место в истории русской литературы, хотя вовсе не был бездарным поэтом. Он выступил как автор стихотворений самых разнообразных жанров: приветственных од, патриотических стихотворений, псалмов и духовных од, светской лирики и обширного цикла басен. Он был в высшей степени своеобразным поэтом, и, подчеркивает исследователь, “это своеобразие своё он упорно отстаивал против победивших стилей Ломоносова и Сумарокова. Своеобразие это уже потому заслуживает анализа, что оно не является случайным капризом, а, напротив, имеет определенный историко-культурный, а следовательно, и историко-социальный смысл” [142. C. 70].
Это была позиция затрудненной стихотворной речи. Его пленил латинский синтаксис, и он старался перенести “серебряную латынь” в русский стих, воссоздать на русском языке свободную латинскую расстановку слов. Эту особенность стиля Тредиаковского анализирует и Б. В. Томашевский [326. С. 279–280].
В период русского классицизма, когда особенно часто обращались к латинским образцам, допускаются необычайно сложные (часто неоправданные) инверсии[43]. Поэты-классицисты полагали, что вообще инверсивность речи – признак её поэтичности. Чем больше беспорядка в расстановке слов – тем поэтичнее речь. Тредиаковский был убеждён, что стих не может не быть инверсивным. В стихотворении Тредиаковского “Поздравление барону Корфу”[44] (1734), первом в русской поэзии из созданных тонизированным размером, инверсивность невероятна, доведена почти до абсурда:
Здесь сия, дост�
Корф стоял во главе академии, когда Тредиаковский был там профессором.
