Да и погода как-то больше располагала к воспоминаниям. До сих пор я не задумывался, как это странно прожить с людьми бок о бок тридцать лет, а потом разойтись и не искать встреч хотя бы изредка. Но именно такая ситуация сложилась у меня с братьями и сестрами.
Глухой топот копыт прорвался сквозь шум дождя и нарушил плавное течение моих мыслей. Кто-то несся по ночной дороге, не щадя скакуна. Мне в общем-то не было дела до ночного путника, но стало интересно, кому не сидится под крышей в ненастную осеннюю ночь. С холма дорога была видна прекрасно. Достаточно лишь встать. Грунтовый тракт превратился в сплошное болото. Всадник – настоящий самоубийца, если гонит коня галопом.
Я не сразу смог разглядеть его. Атаман, как всегда, оказался прав: после того как долго смотришь в огонь, зрение подводит. Еле различимый силуэт. Кажется, двое на одном коне. Еще любопытнее. Я прислушался. Отдаленный стук копыт. Похоже, парочка уходила от погони. Это объясняло спешку. Правда, их шансы на успех я оценил как крайне низкие. Даже погода ополчилась против беглецов.
Конь вдруг поскользнулся в грязи и сбросил седоков. Один из них попытался прикрыть второго, защитив своим телом, и в результате приземлился очень неудачно, на левое плечо. Вывих в лучшем случае – определил я. А в худшем – перелом. Они поднялись на ноги. Тот, который вывихнул плечо, был на полголовы выше. Плащ второго распахнулся, и я увидел женское платье василькового цвета, заляпанное грязью. Да, мое зрение позволяло различить даже такие детали, к тому же подобрался я уже достаточно близко. Первый всадник обернулся назад, в сторону приближающихся звуков погони.
– Не уйдем, – обреченно произнес он приятным хрипловатым голосом.
Я рассмотрел обладателя этого голоса достаточно хорошо. Мягкий овал лица, на котором еще не было даже юношеского пушка. Тело защищала добротная кольчуга, на голове – конический шлем с поносьем и бармицей, прикрывающей шею сзади. Одет как княжий дружинник. Из-под кольчуги виднелся расшитый подол длинной рубахи. Когда-то она была белой, но непогода убила эту белизну без жалости. Поморщившись от боли в вывихнутом плече, дружинник обнажил меч. Клинок вышел из ножен словно бы неохотно, подставляя свой тусклый блеск и безупречные изгибы под струи дождя.
– Не надо, – попросила спутница дружинника тихим мелодичным голосом. – Они убьют тебя.
– Я знаю каждого из них, кто на что способен, – ответил тот. – Спрячься. Для нас главное – захватить двух коней. Дождь скроет наши следы.
– Лучше я вернусь.
– Струсила! – На лице дружинника, бледном от боли, проступил румянец гнева. – А как же все твои слова?!
– Они убьют тебя! – закричала девушка. – Что мне весь этот мир, если ты примешь смерть?!
– Я справлюсь, – твердо заявил юноша.
Я покачал головой. Лет пятнадцать, от силы – шестнадцать. Еще не бреет бороды, но движения четкие. И клинок великолепной работы, не иначе
