приказал поставить носилки на землю и не оказывать сопротивления, прекрасно понимая, что это бесполезно.
– А… Попиллий… Я помню тебя.
За головой Цицерона действительно отправился военный трибун Попиллий Лаена, которого Цицерон когда-то защищал в суде от ложного обвинения в убийстве отца. Защищал и спас Попиллию жизнь. Но сейчас это не играло никакой роли, Герентий и Лаена пришли за его жизнью и возьмут ее.
Цицерон выставил голову как можно дальше из носилок и попросил об одном:
– Только сразу, Герентий.
Вот уж чего не ожидали убийцы, так это такой готовности. Сразу не получилось, опытному центуриону, не раз лишавшему жизни врагов в бою, понадобились три удара, чтобы отделить голову оратора от его туловища.
– И руку, – напомнил Лаена.
– Какую? Какой он писал, правой или левой?
Лаена чуть посомневался и распорядился:
– Руби обе, пригодятся.
В дом к Марку Антонию и Фульвии принесли необычный дар. Следом за центурионом Герентием раб нес большой поднос, накрытый тканью. По тому, как он обращался с ношей, было понятно, что там нечто ценное. Приятели, увидевшие входившего в дом Герентия, поинтересовались:
– Что несешь?
Тот лишь отмахнулся.
Через несколько минут он уже протягивал поднос Антонию:
– Как ты приказывал. И обе руки, мы не знали, какой он писал, отрубили обе.
Марк кивнул, не задавая вопросов. К чему, и так ясно, что Цицерон мертв, а под тканью его голова и руки. Не по себе было всем, Герентий тоже поспешил удалиться, точно избавился от чего-то очень тяжелого и неприятного. Все же убивать беззащитного старика, приказавшего слугам не оказывать сопротивления, совсем не то, что разить оружием врага на поле боя. Работа палача не для центуриона…
Марк Антоний принял поднос и отправился к Фульвии.
– Ты довольна?
Женщина спокойно откинула ткань, внимательно осмотрела голову и поинтересовалась:
– А ты нет?
– Так ли уж он был виновен?
– Марк?! Ты забываешь, что если бы не мы с твоей матерью, то благодаря этому болтуну сейчас на подносе лежала бы твоя голова, а я была бы в доме развлечений, а твои дети в ошейниках рабов!
В словах Фульвии была правда, выступления Марка Туллия едва не привели к гибели самого Антония, и все равно ему было немного жаль старика. Фульвия не жалела. Она поставила поднос на высокий столик, за которым обычно писала, и вдруг принялась разжимать челюсти мертвой головы ножом.
– Что ты делаешь?
– Сейчас… – С усилием добившись, чтобы рот бывшего оратора открылся, Фульвия вытащила оттуда язык, спокойно вынула из волос острую шпильку и… проткнула язык, пришпилив его к подбородку.
– Вот тебе!
Это было столь страшно и неожиданно, что Марк обомлел.
