И где она оказалась? Никому не нужная, она бродила по коридорам одна, без некроманта. Даже Харроу ее бросила, ничего себе удар по самолюбию? По-прежнему совершенно одинокая, разве что на свету. Она питала жалкие иллюзии, что испытания ликторов покажут, что она годится не только на то, чтобы подслушивать разговоры или портить другим завтрак. Даже «Мечи II» теперь казались желанными. В этом вот состоянии духа, не глядя по сторонам, она прошла по целой анфиладе пустых темных комнат и поднялась по влажной кирпичной лестнице. И неожиданно оказалась за пределами дома, в саду.
Солнце светило сквозь навес – стеклянный или из толстого прозрачного пластика. Садом это можно было назвать только с большой натяжкой. Неизвестно, где Первый дом выращивал свои съедобные листья, но точно не здесь. На металлических опорах наросла толстая корка соли. В горшках торчала чахлая зеленая поросль с длинными стеблями и уныло обвисшими цветами, выгоревшими от беспощадно белого света. От цветов шел странный, тяжелый, тревожный аромат. В Девятом доме не росло ничего, что имело бы запах: только мох и плесень в пещерах да безжизненные овощи на полях. Навес не доходил до края террасы. За ним ветер трепал корявые листья корявых старых деревьев. И там лежала под лучами безжалостного солнца Дульсинея, сама похожая на длинный обвисший цветок.
Совсем одна. Ее громадного телохранителя не было видно. Она полулежала в кресле и казалась усталой и слабой. В углах глаз и у рта виднелись тонкие морщинки. Шляпка на ней красовалась модная и глупая, а платье легкое и броское, еще не заляпанное кровью. Вроде бы она спала. Гидеон уже не в первый раз почувствовала укол жалости. Она хотела уйти, но не успела.
– Не уходи, – попросила Дульсинея, распахивая глаза. – Я так и думала. Гидеон из Девятого дома, здравствуй! Ты не могла бы поднять спинку моего кресла? Я бы сама подняла, но ты уже знаешь, что я нездорова и порой не способна даже на такое усилие. Могу ли я попросить тебя об услуге?
Полупрозрачный лоб под легкомысленной шляпкой блестел от пота, и Дульсинея едва заметно задыхалась. Гидеон подошла и долго возилась с креслом, растерявшись при виде простого механизма. Госпожа Септимус спокойно ждала, пока Гидеон справится, улыбалась и смотрела на нее большими глазами цвета горечавки.
– Спасибо, – сказала она наконец. Стянула дурацкую шляпку с влажных светлых кудрей и заговорщицки улыбнулась. – Я знаю, что ты дала обет молчания, так что тебе придется объяснять это жестами.
Брови Гидеон взлетели выше темных стекол очков.
– Да-да. – Когда Дульсинея улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки. – Ты не первая монашка из Девятого дома, которую я встречаю. Мне иногда кажется, что ужасно тяжело быть братом или сестрой Запертой гробницы. Я мечтала стать одной из вас… в юности. Такой романтичный способ смерти. Я должна была умереть лет в тринадцать. Я ведь об этом знала. Я не хотела, чтобы меня видели, а Девятый дом был так далеко. Я думала, что проведу какое-то время наедине с собой, а потом красиво уйду, одинокая, облаченная
