схватке. Хорк считал долгом чести измываться над Мелисаром, он называл его Приручивший Крысу и каждый раз после заливался громогласным смехом. Ему всегда вторили его дружки. Те, кто постарше, не смеялись, лишь холодно расценивали пользу от зверей. Волк, подчиняющийся человеку, был дополнительной защитой деревне, вместе с ним Хорк ходил на охоту и неизменно приносил немалую добычу. Чем же была полезна ласка? Да ничем, и так считал каждый. Даже его мать не одобряла его решения. И хотя она никогда не говорила ему об этом, он видел это по ее глазам.
Все чаще он стал уходить в лес один и надолго. Так далеко, как он, в него не заходил никто, все пользовались лишь протоптанными путями, узенькими тропинками. Мелисар же пробирался через самую гущу, всегда держа кинжал наготове. В лесу было слишком много разных зверей, и чем дальше ты заходишь, тем менее они к тебе приветливы. Здесь он учился ориентироваться по следам, порою часами лежа, не шевелясь, в сырой земле, выслеживая добычу или наблюдая за ее повадками. Он знал, какими тропами медведи ходят к реке, где дикие вепри роются в поисках желудей и в каких деревьях живут совы. Всегда шныряющая где-то неподалеку ласка, бесстрашная и решительная, она придавала ему, лежащему, затаившему дыхание и покрывшемуся испариной, уверенности в себе, когда рядом проходил большой черный медведь. Она часто могла предвидеть опасность там, где Мелисар ее не замечал. Она убивала змей, которые сливались с землей в сумраке деревьев. Если бы не она, он бы давно оказался во чреве медведя или сгнил в травах после укуса ядовитой змеи. Он знал это и любил ее за это, и знал еще кое-что.
Знал, как легко стрела входит в тело волка. Серая шерсть слипается от багряной крови, и подгибаются лапы. Он сотни раз представлял, как убивает волка Хорка, и столько же раз представлял, как Хорк пытается расправиться с его лаской. Да, именно пытается, а после умирает от ее острых зубов, смыкающихся на его сонной артерии. Он часто видел это, когда стрела, вырвавшись из его рук, гонимая тетивой, впивалась глубоко в дерево, пронзая его кору.
Когда все дневные заботы в деревне были исполнены, он шел в лес. И когда ни охотиться, ни выслеживать тени леса ему не хотелось, он бесконечно стрелял из лука. Стрелы ломались, лук трещал, а тетиву не раз приходилось делать новую взамен предыдущей, порванной. В первые разы он доходил до того, что пальцы начинали кровоточить, и все равно продолжал, пока от боли не сводило кисти. После того как стрела неизменно попадала в выщербленный им на дереве маленький кружок размером с медвежий глаз, он сделал несколько таких же кружков на соседних деревьях и тренировался стрелять точно и на скорость, рисуя мысленно на коре лица противников. После представлял их схватку с Хорком и как выходит из нее победителем. Но вернувшись в деревню, как и прежде, слышал насмешки в свой адрес. И если он и злился, наливаясь гневом, то выплескивал его лишь на деревья, утыкивая их всеми стрелами, что у него были.
Мрак все сгущался, и задерживаться Мелисару не хотелось.
