разве что как раз очередности употребления этих полуслов в названии.
Сейчас плюс сорок в тени, хотя уже семь часов вечера; казалось бы, пора солнцу прекратить это издевательство, начатое им с самого раннего утра, но, судя по всему, нет – еще придется помучиться до заката. А потом еще часов, наверное, до двух ночи, потому что дом вот так запросто не остынет. Но об этом даже думать не хочется. Это – после. Сейчас – хотя бы солнце зашло.
Тело все липкое и зудящее от укусов комаров, следы которых я мажу какой-то мазью, чтобы унять аллергию. Противно все это, но и поделать ничего нельзя. Даже мыться по нескольку раз особого смысла нет: через десять минут будет то же самое.
Помню, как раскалялась оранжевая каска под палящим оренбургским солнцем в том проклятом месте. Когда в тени сорок, то на солнце, кажется, невыносимо. Но это только кажется, когда смотришь со стороны. Когда же надеваешь закрытые тяжелые кожаные ботинки, спецформу из плотной ткани и каску, выходишь на работу в семь часов утра, копаешь, месишь бетон, красишь, делаешь всю самую тяжелую работу до семи вечера и остаешься жив, то понимаешь, что и в такой жаре можно существовать. Было это, правда, без малого тридцать лет назад, и, раз сейчас мне в такую жару уже тяжело, наверное, нужно сделать оговорку, что возраст играет роль едва ли не ключевую.
Одному из наших, Холщевскому, было тогда, кажется, далеко за пятьдесят, и как он мог это выносить, сейчас я не понимаю, а тогда – не слишком задумывался. Да и зачем ему это надо было – бог знает. Сам он говорил, что хотел бы с такой работы уйти на пенсию, а то иначе выплат вообще никаких не будет, и тогда хоть помирай. Фамилия его скорее еврейская, по крайней мере судя по окончанию, но сам себя он называл хохлом и разговаривал иногда (правда, только когда это было нужно по лишь ему известным соображениям) с украинским акцентом и примесью украинских слов. Помню, кажется, как сейчас: стоит он, одной рукой опершись на воткнутую в землю лопату, медленно вытирает с лица пот грязным рукавом спецовки и говорит сквозь усы, так же не спеша:
– Ох, хлопци, ну и пэче сьогодни…
Он рассказывал, что есть у него жена и двое детей, которые, слава богу, уже выросли и сами обзавелись семьями, что образован он хорошо, по крайней мере институт закончил и даже работал практически всю трудовую жизнь по специальности – инженером на заводе, пока завод пару лет назад не закрыли. Вообще, впечатление он производил действительно умного, порядочного и культурного человека. Да и мы все его уважали, и уважение это проявлялось кроме прочего в том, что называли мы его только по отчеству, а иногда и по имени-отчеству. Никогда не был он для нас Коляном, хотя в среде работяг, как правило, бывает именно так: называют друг друга по именам, непременно не полным, но сокращенным, и даже используют что-то вроде кличек или просто прозвищ. Валера, Вован, Сивый и Иваныч – вот состав нашей бригады, которая делала всю хозяйственную работу на предприятии.
Предприятие, где мы работали, представляло собой нефтебазу, о легальности
