Я верила, что любовь нашей матушки льется независимо от условий, а она вдруг ее выключила, как водопроводный кран. И что теперь будет с нашей тетей?
– Маман говорила, что тетя Каро хотела вернуться в Макон, – медленно произнес Реми.
Я вскинула голову. Хотела?..
– Тогда почему она не попрощалась с нами? – возразила я. – Почему не пишет?
И на этот раз у моего болтливого братца не нашлось ответа.
– Ты предпочитаешь верить в то, что тебя устраивает, а не в то, что есть на самом деле, – обвиняюще заявила я.
– Ты, должно быть, чего-то не поняла. Маман не может быть настолько жестокой.
Его отказ верить мне был таким же угнетающим, как отказ нашей матери от родной сестры.
– Тебя там не было, – сказала я. – Изображал больного, как всегда.
Реми покраснел. Он сел и открыл рот. Я напряглась, ожидая, что он меня стукнет. Но брат зашелся тяжелым кашлем, на его губах появилась кровь. Растерявшись, я протянула ему свой носовой платок и стала гладить по спине, и все мысли о том, чтобы победить в споре, вылетели из моей головы.
Два месяца спустя Реми снова стал ходить на мессу. Как и маман, он с нежностью опускался на колени перед распятием, убежденный в том, что лишь вера помогла ему одолеть болезнь. Я позволяла ему верить в то, в чем он нуждался. Я уже научилась тому, что любовь не обладает терпением, любовь не обладает добротой. Она зависит от обстоятельств. Самые близкие люди могут повернуться к тебе спиной, распрощавшись из-за того, что выглядело чистой ерундой. И тебе придется тогда полагаться лишь на себя.
Моя страсть к чтению росла – книги никогда не предавали. И пока Реми тратил карманные деньги на сладости, я свои сберегала. Брат был шутом в классе, я добилась первого места в выпуске. Когда его друзья приглашали меня куда-нибудь, я отказывалась. Любовь меня не интересовала. Я должна была получить профессию, найти работу и копить деньги, чтобы тогда, когда случится неизбежное, обойтись своими силами.
С туманом в глазах после беспокойной ночи я старалась, как могла, помогать читателям. У папа́ была любовница, Реми каждую свободную секунду проводил с Битси, а Поль так и не вернулся, чтобы повидаться со мной. Я остановилась у стола абонемента, надеясь, что у Бориса найдется книга для меня.
– Вы сегодня бледноваты. – Он протянул мне 891.73. – Идите в «Загробную жизнь», там вас никто не побеспокоит.
Прижимая к груди томик Чехова, я ускользнула вверх по лестнице, мимо ученых на втором этаже, которые не замечали, что уже наступила весна, на безмятежный третий этаж, где хранились книги, которые нам очень редко приходилось выдавать, – в «Загробную жизнь».
Пока я не спеша шла между стеллажами, тишина наполняла меня покоем. Спрятавшись между книгами, я прочитала: «У него были две жизни: одна – явная, которую видели и знали все, кому это нужно было… и другая – протекавшая тайно»[8].
Нам никогда не дано познать тех, кого мы любим, а они никогда не узнают нас. Это было душераздирающе, это было правдой. Но всегда было и утешение: читая истории о других людях, я знала, что не одинока.
– Вот
А. П. Чехов. Дама с собачкой.
