этой уловке я моментально поднимался из воды, и ощущения были невероятные. Мы ходили по воде. Мы по ней мчались. Звук получался сухим, как звук хлопающего при сильном ветре паруса. Ветер бил в лицо, а от морской соли щипало глаза. Мне требовались часы, чтобы достичь берега на моей двери, а теперь я так быстро проносился мимо, что едва успевал его разглядеть. Я успешно завершал свой первый круг под аплодисменты отдыхающих, которые забавлялись при виде мальчишки, который плавал, как пробка. Этот теплый прием натолкнул отца на мысль сделать меня участником предстоящего морского шоу. Я окончательно забросил свою лодку, и моим новым генеральным штабом стал понтон для водных лыж.
Сократ нашел скамейку и залез под нее в поисках тени. Бедный мой пес лежал там часами, приглядывая за мной, наблюдая, как я кружу над водой, убежденный, что в случае чего он-то сможет меня спасти. Сократ действительно был моим лучшим другом. Между двумя заездами я приходил к нему и все ему рассказывал. Позднее, когда его вздохи становились все протяжнее, мы уходили с понтона в поисках новых приключений.
Мой отец придумал для морского шоу номер. Он должен был лететь на монолыже, держа на плечах мою мать, а у матери на плечах должен был стоять я. Все-таки цирк оказал на него влияние, и он принимал нас за польских акробатов, тем не менее меня его задумка очень сильно взволновала. В отличие от матери, которая боялась за свою спину; но выбора у нее не было: все решал мой отец.
Тренировки начались на следующий же день, и мы попробовали все варианты, чтобы у нас получилось, как задумано. Отец и мать начинали движение вместе, и меня подводил к ним другой лыжник, но мне было слишком сложно перейти от него к отцу на такой скорости, и при каждой попытке я бухался в воду. Этот вариант был оставлен, и отец предложил другой: «метод обезьяны». Я, как маленькая обезьянка, должен был уцепиться за мать; у нее на ногах были лыжи, а отец находился сзади, он тоже был на лыжах. Подняться из воды – настоящая проблема, и каждый раз у меня было ощущение, будто я засунул голову в стиральную машину, однако отец не оставлял попыток. Никогда.
Кончилось тем, что из воды мы поднялись. Самое трудное было сделано. Когда удалось установить равновесие, мама оставила свои лыжи и встала на лыжи отца. Я сделал то же самое, чтобы дать маме подняться ему на плечи. Как только они оба восстановили равновесие, я в свою очередь забрался на плечи моей бедной матери с ее двойным сколиозом.
Шум воды под нашими лыжами был оглушительный, а ветер и брызги мешали нам насладиться моментом, но отец, надежный как скала, рявкнул нам, что все идет хорошо.
Лодка выровняла движение и прошла мимо понтона, где сотни туристов, ошеломленных зрелищем этой семейной пирамиды, встретили нас громом аплодисментов, который не мог покрыть даже шум воды. В тот день я стал популярным, и отныне каждый отдыхающий считал себя вправе при встрече погладить меня по головке.
В тот период моя мать все время держалась в тени. Я едва ощущал ее присутствие. И редко ее видел. Возможно, ей было
