на жесткие нары…
Наутро их ждала счастливая весть, обрадовавшая их, тем более, что они никак не ожидали ее так скоро.
Нарочный, посланный Михайловым, в ту же ночь оседлал быструю сибирскую лошадку и во весь опор помчался в Томск.
Лишь только стало смеркаться (а в это время в Сибири смеркается рано), как он уже подъезжал к губернаторскому дому и потребовал, чтобы привезенное им письмо немедленно передали в собственные руки его превосходительства.
Пробежав письмо, добряк губернатор заволновался.
– Как! Возможно ли – такая несчастная ошибка! Вот неприятность! Какой, право, неосмотрительный этот капитан Игумнов… Неужели что те французы, что проехали недавно через Томск? Вероятно, они… Ужасно неприятно… Надо, однако, хорошенько расследовать…
Губернатор взволнованно позвонил.
– Пошлите ко мне чиновника особых поручений господина Добровольского.
Через несколько минут в кабинет администратора вошел представительный молодой человек в форменном фраке.
– Николай Петрович, – торопливо обратился к нему начальник губернии, равной по пространству половине Франции, если не больше, – прочтите-ка, что мне пишут.
Чиновник взял поданное ему губернатором письмо, прочитал и возвратил назад с почтительным поклоном.
– Что скажете? – продолжал губернатор.
– Почти наверное можно сказать, ваше превосходительство, что это те самые путешественники, которые недавно проследовали через наш город и проездом нанесли визит вам.
– Как же быть?
– Надо расследовать на месте. Все может быть. А вдруг окажется, что Игумнов прав?
– Вы видели их? Знаете?
– Как же не знать, ваше превосходительство? Мы были друг другу представлены.
– Так вот что, голубчик Николай Петрович… Поезжайте немедленно, на курьерских, в Ишим и распорядитесь. Если действительно ошибка – передайте этим господам от меня – слышите, от меня, – что я очень сожалею и извиняюсь. Как только приедете, немедленно телеграфируйте мне, что и как… Кроме вас там на месте никто не может удостоверить их личности… Поезжайте же с Богом.
Чиновник особых поручений откланялся, и через десять минут его сани тройкой уже неслись во весь опор по дороге в Ишим…
Он ехал всю ночь, останавливаясь лишь для перемены лошадей, и наутро, как снег на голову, явился в этап.
Рано утром арестованных путешественников, едва они успели проснуться и позавтракать, вызвали в канцелярию острога. Там уже были в сборе все острожное начальство, ишимский уездный исправник и начальник этапной команды, сам строгий и суровый капитан Игумнов.
Едва Жюльен и Жак вошли в канцелярию, как сейчас же узнали Добровольского, а тот их. Встреча была дружеская, любезная. Послышались восклицания. Губернаторский чиновник обернулся к капитану Игумнову и сказал:
– Конечно,
