месяцев назад, через некоторое время после исчезновения вашей дочери, мы заметили, что его больше не видно в кругу друзей и что он, если так можно выразиться, взял себе отпуск от увеселительных мероприятий. Сейчас мы выясняем причины этого и расспрашиваем его приятелей.
Хильмар говорил медленно и взвешенно. Ката на миг подумала, что наедине с самим собой он не улыбается: лицо у него тогда становится стертое, плоское, ничего не выражающее. Она спросила еще что-то, а Хильмар ответил: он, мол, не в силах утаить от нее, что дело может оказаться запутанным, а пока идут допросы, слишком распространяться о нем он не может.
– Нам еще предстоит выяснить, какое отношение к этому делу имеет Гардар. Я рекомендую проявлять умеренный оптимизм.
– Как это понимать?
– В таких делах первые дни – самые важные. Но они имели место более года назад, и чтобы проследить всё до них, требуется время. Однако у нас хотя бы есть достаточно всего, чтобы задержать Эйстейнссона и принажать на него. Уж поверьте мне…
Но Ката не верила. После той реакции, с которой она столкнулась, пока Вала числилась в розыске, после их сомнений в том, что случившееся – серьезно (мол, подумаешь, дурная девчонка сбежала от своей не менее дурной мамаши), она уже ничего не ждала. Хильмар пообещал вновь связаться с ней в течение нескольких дней, и они распрощались.
Январь лег на мир всей своей тяжестью. Снега навалило столько, что Тоумасу каждый день приходилось расчищать выезд из гаража, а в саду несколько деревьев сломались. Когда Ката просыпалась по утрам в десятом часу, дом был погружен в тишину – пока она не спускалась вниз и не включала радиостанцию «Классика FM». Музыка шла фоном, и она не слушала ее, а сидела, глядя одним глазом в телевизор, а другим – в книгу, которую перелистывала, не читая. Купила в местном магазине корм для птиц и рассыпала его с балкона в саду, и, сидя у окна, смотрела, как птицы клюют зернышки.
Когда звонил телефон, Ката отвечала только на звонки со знакомых номеров и совсем не отвечала на многочисленные и-мейлы с приглашением дать интервью телепрограмме «Прожектор» или газетам «Моргюнбладид», «Де-Вафф»[7] или каким-нибудь журналам. Она еще согласилась бы на это, если б в ее «капитуляции» было что-то геройское, если б она была похожа на движение по тернистой, но верной дороге к самосовершенствованию, – но ведь это было не так. И ей просто хотелось, чтобы ее оставили в покое.
По утрам Тоумас ходил в бассейн, после обеда – играть в снукер или гольф, а в промежутках садился в каком-нибудь кафе в центре и ел ланч. По вечерам же запирался у себя в кабинете, где в последнее время также взял манеру ночевать. Казалось, между ними установилось молчаливое согласие: нижний этаж принадлежит ей, верхний – Тоумасу. Единственной причиной, отчего он все еще не выходил на работу, был страх: а что подумают другие? Чтобы поскорее вернуться к себе в больницу и сохранить самоуважение, когда он вновь приступит к операциям, Тоумас дважды в неделю посещал психотерапевта, которого рекомендовал ему
Одна из крупных исландских газет, отдающая предпочтение сенсационным материалам.
