на колёсах открылась, и двое вигилов с силой выпихнули меня наружу. Они повели меня по территории, третий же остался в кабине. Вокруг сидели на скамейках и занимались спортом преимущественно забитые татуировками люди. Кто-то провожал меня заинтересованным взглядом, кто-то – безразличным, кто-то – прямо хищным, а кому-то вообще не было до меня дела. Все одеты, похоже, в свою повседневную одежду, но сомнений уже не оставалось: это тюрьма. И вели меня в сторону большого серого трёхэтажного здания.
Меня вели прямо так, без наручников, под дулами пистолетов, но в тот момент я абсолютно не придал значения этой странности, ведь внимание моё было сосредоточено на совершенно других вещах.
Внутри меня встретили запах пота и прелости, пыль в воздухе и серые-серые стены. Настолько серые, что от одной лишь этой серости здесь хотелось повеситься; такие же ободранные, как и в участке; такие же ржавые решётки. Всё здесь было очень похоже на то, что мне пришлось увидеть прежде, разве что света больше. А ещё говорят, что в России плохие тюрьмы. В наших я не был, но едва ли там хуже. Здесь царил беспросветный мрак. Если суммировать всё то, что я уже видел, напрашивается один несложный вывод: к преступникам здесь относятся как к зверью.
Заключённые тюрем везде примерно одинаковые. Не то, чтобы мне приходилось в жизни видеть зэков, но порой встречал как бывших, так и будущих. Нет, они все разные, но есть наборы стандартных типажей. Вон лысый детина, забитый татуировками. А вот молодой худощавый парень с потерянным лицом: такие попадают сюда по молодой глупости, ломая себе всю жизнь. Может, марихуаной торговал или чересчур сильно засадил в висок другу в пьяной потасовке. Впрочем, местных законов я не знал.
Но меня вели в другой блок, в котором находились совершенно иные люди. Если до этого я видел весьма разобщённые кучки зэков по три-четыре человека, то здесь за одним широким столом посреди одной большой камеры дружно сидели шесть человек. Выглядели они совершенно безобидными, даже милыми, а в глазах их читались грусть и отчаяние в разных соотношениях.
– Наслаждайся компанией, Вернер, – сказал один из моих мучителей, после чего они ушли, оставив меня стоять посреди зала. Несколько секунд новые сокамерники молча рассматривали меня с некоторым напряжением во взглядах.
– Ты не Вернер, – с подозрением произнёс один из заключённых.
«Слава тебе, Господи!»
– Теперь объясните это им, – не то с иронией, не то с просьбой ответил я.
– А толку? – спросил он. – Ты действительно похож на Вернера.
На вид ему было лет тридцать, но кое-где проступала седина, а лицо украшали шрамы. Широкие плечи, рост за два метра. Но при всём пугающем виде у этого парня были очень добрые глаза – добрые и уставшие. Он подошёл ко мне и спросил:
– И как же тебя зовут?
– Святослав, – ответил я. – Друзья называют Святом.
– Русский? – послышалось из-за стола. – Земляк. Я тоже.
Среднего роста блондин говорил на чистом русском языке, хоть и с лёгким акцентом, что не могло не радовать.
– Русский, – ответил я и осознал,
