известно: у вас типа потребности, и вы с ними носитесь как со священной коровой, – подмигиваю ему, стараясь казаться взрослее и умнее, чем он думает.
– Ну, раз ты все знаешь, зачем же тогда спрашиваешь? – отвечает невозмутимый Эштон, потягивая кофе из своей чашки.
Решаю, что лучшим решением в сложившейся ситуации будет смена темы беседы.
– Так может, всё-таки закажем еду и пиво?
– Только если ты хочешь есть, а я не голоден. А пиво пить в компании дамы – плохой тон.
– Мама научила?
– Конечно. Больше учить было некому.
Во взгляде Эштона мгновенно появляется жёсткость, он сжимает губы в тонкую линию и словно весь ощетинивается. Какой-то частью своего мозга я соображаю, что данный эффект вызван нечаянно затронутой темой отцовства.
– Эш? – зову его негромко, и от этого непривычного сокращения он вдруг смягчается, взгляд его делается теплее, ласковее.
– Да, Софи?
– Ты когда Алекса впервые увидел, сразу узнал его?
Эштон поднимает вопросительно брови.
– Ну, в смысле, сразу понял, что он – твой отец?
– Сразу.
– И что ты почувствовал?
– Шок.
– Почему?
– Сходство действительно потрясает. Внешнее, я имею в виду. Странно увидеть собственное лицо на двадцать пять лет старше.
– Ты не знал, что вы похожи?
– Мать говорила мне, но я не представлял, что настолько…
– А… у тебя были какие-нибудь фотографии?
Эштон долго молчит. И мне становится холодно. Чем дольше он смотрит на залив, в уже опускающуюся темноту, тем дискомфортнее мне находиться с ним рядом.
– У матери было только одно фото, и подозреваю, когда она делала его, ей и в голову не могло прийти, что я его увижу.
Молчу, ожидая продолжения, и Эштон открывается больше:
– Мне не показывали ту фотографию – я сам её нашёл. И на ней… он просто спит. В постели. Больше ничего. Потом, когда мне было шестнадцать, мать случайно наткнулась на фото вашей семьи в журнале, и так мы узнали, где он и как живет.
– Значит, два года назад?
– Значит.
– Почему ты не приехал раньше?
– Я сделал это сразу же, как появилась возможность.
И снова в голосе металл и обжигающий холод.
– Слушай, давно хочу спросить, но не решаюсь… Зачем ты работаешь?
Эштон напрягается ещё сильнее.
– Ну, я в том смысле, что папа… Алекс… он ведь достаточно денег тебе даёт?
– К хорошему привыкаешь легко, а лишиться всего можно в одно мгновение.
– Чего, например?
– Да всего этого. Квартира, машина, бесконечные карты: банковские, клубные, куча вещей, одна дороже другой. Моей матери понадобилось бы работать лет пятьдесят и при этом ничего не есть, чтобы накопить подобную сумму. Хотя, может и этого не хватило бы. Подозреваю,
