этого лица, если бы не предусмотрительность человека надежды, давшего картине имя. Картина называлась Ансельм и Вероника – простое, ясное название, неглубокое двойное дно которого содержало лишь невинный намёк на дружескую близость художника к моему предку. Будь имя безмятежно лежащей в будуаре женщины не таким обыденным, я, пожалуй, так и не осмелился бы взяться за такое сложное для меня дело, как описание галлюцинации – представляю, как имена Розалина, Сильвия и Серпентина, объединившись в шайку, насильственно лишают меня остатков решимости вывести призрак на чистую воду. Общеизвестно, что имя подобно судьбе, и названное вслух, оно тут же придало моей истории совершенно другое, уже ничем не угрожающее направление – от сложной перспективы изогнутого коридора маячившей впереди лечебницы, украшенной ханжескими кованными витражами, к внятному бытовому положению неудачливого воздыхателя, способного многое порассказать о лице своей пассии, будь он даже разбужен посередине самого изысканного эротического сна. Не имея большого опыта в описании человеческих лиц, я прибегну к тут же изобретённому мной способу – вначале последует впечатление, затем попытка его обосновать с привлечением отдельных элементов исследуемого лица, которые теперь, благодаря тщательной кисти человека надежды, всегда находятся у меня под рукой. Под впечатлением я имею в виду не что-то безотчётное, что трудно бывает внятно объяснить даже при дружеских расспросах, а именно предполагаемую пользу, с которой можно было бы употреблять это лицо для извлечения давно застрявших в моей голове заноз – и все они, разумеется, были далеки от обыкновенной порнографии. Лицо натурщицы на первый, совсем беглый взгляд, было слегка скучным, т.е. не содержало никакой видимой тайны, без которой немыслима общепринятая эротика. Даже будь я озабочен гигиеническими вопросами накопившегося полового напряжения, в силу воздержания или особенного питания накануне, я прошёл бы мимо такого лица без всякого азарта – оно не сулило скорого избавления от избытков страсти. Слишком высокий лоб не оставлял надежд на молниеносное удовлетворение, и даже совершенно неопытный ухажёр немедленно сообразил бы, что без длинных разговоров в этом случае не обойтись. Кроме того, в уголках губ притаилась разоблачительная усмешка, заранее приготовленная для такого торопыги – предупредительный сигнал опасности, таящейся в тяжёлых последствиях насмешек такого рода. Я искал бы другое лицо, обладательница которого обошлась бы мне не так дорого – я имею в виду не ту пошлую цену, которую не принято обсуждать вслух, а возможные психологические издержки, истинную стоимость которых узнаёшь только тогда, когда окончательный счёт уже оплачен. Я легко могу представить себе, как напряжённый в половом отношении искатель приключений предпринимает торопливую атаку на это лицо – заученные комплименты, бегающий