себя в своих глазах при помощи этого лица, удобного для попыток такого рода – в случае вероятной неудачи практически отсутствовали бы потери для самолюбия, а в случае маловероятного успеха это самолюбие получало бы отличную пищу для своего роста. Пожалуй, я даже немного сожалею о своей вынужденной житейской мудрости, которая не даёт мне даже в мыслях примериться к заведомо сложным предприятиям, заставляющим нас попусту тратить время – то самое время, которое можно с толком употребить на тысячу полезных дел, вроде моих собственных воспоминаний. Но что-то в лице Веронике подсказывало мне, что такое предприятие было бы не совсем уж безнадёжным – в её глазах, несомненно, приплясывали такие чёртики, какие выдают авантюристов всех мастей, и часто встречаются во взглядах опытных лабораторных экспериментаторов. Была ли она настолько опытной, чтобы обратить внимание на ухищрения храброго юноши, или даже неуверенного подростка – мне никогда не удастся этого узнать, но я уверен, что попытаться, всё-таки, стоило. Дважды предположив в исследовательских целях сильное уменьшение моего возраста, т.е. побывав в собственном прошлом, я мог бы совершить и небольшое путешествие в будущее – конечно же, в компании лица Вероники. Сделав небольшую поправку на нереальность такого путешествия, я оставил бы Веронику такой, какой она представлена на картине, а себе самому щедро накинул бы лет двадцать – немолодой, прилично одетый горожанин, уже успевший выгодно продать оставшиеся от матери безделушки и оттого небедный, имеющий кое-какие изыскательские интересы, всё ещё поглядывающий по сторонам в поисках женского лица, на котором мог бы отдохнуть его уставший от разочарований взгляд. Нет никаких сомнений, что в этом предполагаемом случае лицо Вероники немедленно привлекло бы моё внимание – в линии её заметного античного носа, в уверенном подбородке, в глубоко посаженных глазах и родимом пятне на левой щеке было какое-то солидное спокойствие, какая-то точно отмерянная сонная умиротворённость, граничащая с равнодушием к окружающим, т.е. все необходимые аксессуары для предполагаемой спутницы предполагаемого меня самого. Я захотел бы пройтись с ней по бульвару, или отобедать в приличном ресторанчике в глубине городского сада, или открыть для неё дверь шустрого таксомотора после посещения театра, когда мягкая темнота летней ночи сулит ещё множество приятных, но уже необязательных радостей. Возможно, я даже готов был бы приложить некоторые усилия для того, чтобы наше знакомство состоялось, но надо признать, что всё это не имело бы никакого отношения к чувственности – скорее, тут сработал бы вечный соревновательный инстинкт, чутко озирающийся на чужое мнение, на блеск завистливых глаз, на наклон головы опытного метрдотеля, распределяющего лучшие ресторанные столики так, чтобы наиболее значительные пары всегда оказывались на виду. Конечно, я не искал бы выгоды – она