может вывести из себя. И ты никогда не знаешь, когда и от чего случится взрыв.
Лишь однажды Николь видела, как он злится.
В тот день к нему пришла Матильда. Она задыхалась, еле переставляя толстые, как бревна, ноги. Прежде, чем лекарь успел сказать хоть слово, Матильда бухнулась перед ним на колени и заплакала.
Видит бог, Николь вовсе не хотела подглядывать! Она всего лишь прибежала за сладкими пастилками для Элен (от них дыхание становится ароматное, будто съела корзину фиалок) и заглянула в окошко. А там такое!
Венсан постоял, без выражения глядя на рыдающую женщину, а затем достал что-то из ящика и протянул ей.
Когда Матильда ушла, размазывая слезы по отекшему лицу, лекарь застыл посреди комнаты. И вдруг с размаху обрушил на стол сжатый кулак.
Дубовая столешница вздрогнула и застонала, жалобно звякнули бесчисленные склянки и пробирки, а Бонне только зашипел от боли сквозь сжатые зубы и уставился в окно.
Тут-то перепуганная Николь и попалась ему на глаза.
Все побаивались Венсана. Во-первых, чужак. Во-вторых, молчун. В-третьих, на лекаря мало похож.
Лекарь – он какой? Щуплый да лысый, с выпуклыми, как у стрекозы, глазами.
Именно так выглядел прежний.
Венсан Бонне жилист, как морской канат. Щеки у него впалые, глаза глубоко посажены, нос перебит и скривлен набок, словно на нем черти плясали. А лысины, которая, как известно, есть признак любого ученого человека, у Бонне даже не намечается: волос густой, жесткий, той масти, которую в Вержи называют волчьей. Черный, значит, с обильной проседью.
– Госпожа Элен ждет… – пролепетала Николь, пробравшись бочком в его жилище. – Лакомство, что вы готовите для нее, месье.
Лекарь молча подвинул на край стола жестяную коробочку. Николь проворно сцапала ее – и скорее к двери. Но у самого выхода что-то заставило ее обернуться.
Венсан Бонне стоял, опираясь обеими руками о край стола и низко наклонив голову, словно на шее у него висело ярмо.
– Эта женщина не может больше рожать, – глуховато проговорил он. – Следующий ребенок убил бы ее. Я дал ей… ладно, ты все равно не поймешь. Но детей у нее теперь не будет. И можешь пойти и донести вашему священнику, что я совершил страшный грех.
Николь остановилась. Помолчала, и вдруг неожиданно для самой себя сказала:
– Когда Матильда родила восьмое дитя, повитуха заявила, что если она зачнет в ближайший год, роды убьют ее. Ее муж, Хромой Ганс, слышал это. Но Матильда все равно вскоре понесла.
Лекарь ничем не показал, что слышит слова маленькой служанки.
– Когда она рожала, то кричала так, что взбесились лошади в конюшне. Она чудом осталась жива. Младенец прожил только до утра. Это случилось незадолго до того, как вы появились здесь, месье.
Венсан Бонне по-прежнему молчал. А Николь уже не могла остановиться:
– Ее умершее дитя посылает теперь ливни на наши поля. Когда дождь, Матильде не нужно
