в глаз.
Дверь комнаты открылась, стукнувшись о стену. На пороге стояла женщина со строгим, некрасиво осунувшимся от ежедневного стресса лицом.
– Я встаю, мам. – Ее голос был совсем не сонным, а сосредоточенным и собранным, как у солдата в армии.
– Быстрее шевелись!
Мама ушла. А Келен провела рукой по опухшему за ночь лицу, пытаясь унять быстрый стук сердца в груди. И как только оцепенение окончательно отступило, перед ней появились вопросы, на которые сходу она никогда не могла дать ответа.
Какой сегодня день? Он обещает быть хорошим? Есть чему порадоваться?
«Не надейся на что-то веселое», – напомнил внутренний голос.
Келен села, опустив босые ноги на прохладный линолеумовый пол. В голове наконец прояснилось, и мгновенно к горлу подступил мешающий дышать комок.
Лето закончилось. А это означало только одно: да здравствует новый учебный год в средней школе.
«Кошмар».
Келен уставилась в окно рядом с кроватью и неслышно выдохнула. Школа – это шумный, громкий, невыносимый кошмар. Лучше всего было бы забаррикадировать дверь в спальню, не обращать внимания на крики своей матушки, миссис Фаэр, и сидеть здесь до конца дня. А лучше – до конца жизни. И хотя Келен никогда не считала эту комнату чем-то надежным, родным и уютным, все же она выглядела лучше, чем кабинет, набитый ее сверстниками.
Бежевые мягкие обои отклеились в паре мест, а под окном стоял громоздкий письменный стол. Если на улице стояла хорошая погода, от него обязательно исходило приятное тепло и пахло чем-то старым. Наверное, дерево, из которого его сделали, по старой привычке радовалось солнцу. Кровать шириной в полтора человека умещалась в углу рядом со столом. Ее девочка обожала как родную сестру, если бы та у нее была. Еще в комнате стояли шкаф в половину стены, стул со спинкой, мусорное ведро, забитое бумагой и обертками от шоколада, а также висело небольшое зеркало и парочка полок, содержимое которых составляло весьма скромную библиотеку. Комната вселяла неприятное чувство холода, но по крайней мере тут Келен могла посидеть одна.
– Скорее! – вновь прозвучал снизу недовольный голос. – Я опаздываю, у меня нет времени тебя дожидаться!
– Я поем сама.
– Да ничего ты не поешь, как обычно! Не беси меня, спускайся!
Келен откровенно не понимала, что мешало маме не носиться каждое утро по дому как в одно место ужаленной, а спокойно отправиться на работу, оставив завтрак на столе. Но непостижимая логика этой женщины граничила также с ее нервозностью и мыслями, что Келен – неразумное дитя, которое не может кусок хлеба намазать маслом. Причем виновата в этом, по ее мнению, была сама же Келен.
Одеваться девочка приучилась быстро, не особо раздумывая над тем, какие туфли по цвету будут сочетаться с ее лаком на ногтях. Вообще за последние два года жизни, она научилась многому, чтобы не привносить в шаткие отношения с мамой свежие конфликты.
Первый урок:
