Джек. Его голос едва слышен в гуле толпы.
Политический митинг.
Тысячи людей идут по Даунинг-стрит, требуя больше денег на национальное здравоохранение.
– Смотри по сторонам, вдруг увидишь что-нибудь интересное! – кричит он. – И держись рядом!
Я так и делаю. Мы сохраняем бдительность и защищаем друг друга, продвигаясь в толпе бочком, как крабы в своей броне. Я трижды сама пожимаю себе руку, однако эффект от этого не такой же действенный, как от тройного пожатия Эллы.
«Все в порядке, – шепчет Онир, – мы рядом. Не паникуй».
С рюкзаками на спинах мы с Джеком продвигаемся вперед, свободными руками оберегая фотоаппараты. Наши взгляды устремлены на идущих мужчин и женщин.
Я вдруг понимаю, насколько студенческая жизнь далека от трудовых будней, которые лишены того ощущения безопасности и комфорта, что дарят лаборатории, читальные залы и лекционные аудитории. Я работаю всего три дня, а уже чувствую, как во мне разгорается огонь, как ширится желание стремительно нестись вперед. Я испытываю восторг от того, что я – настоящий фотограф. Неожиданно к горлу подкатывает тошнота – то ли от восторга, то ли от страха.
«От восторга», – подсказывает Онир.
«От страха», – издеваются Паскуды.
«Зачем вы постоянно все портите?»
Они хмыкают.
Я выбираю восторг и примеряю на себя это чувство, прежде чем заговорить о нем вслух.
– Как же здорово! – восклицаю я.
Джек ловит мой взгляд и улыбается.
– Ты подцепила микроб! – кричит он.
– Микроб?
– Заразилась, – поясняет он. – В хорошем смысле.
Я знаю, что для качественной честной съемки нам придется стать частью действия. Наши фотоаппараты нацелены на оживленных медработников, активистов и группу давления. На поднятых плакатах требование «спасти здравоохранение». Я фокусируюсь на мужчине с коричневым мегафоном – он из Народного собрания – щелк – обращается к участникам митинга, утверждая, что давление усилится. Щелк. Щелк. Щелк. Еще один коричневый мегафон следует примеру первого и накаляет атмосферу. Оба голоса звучат все громче, повторяя протестные заявления друг друга.
В мою грудь упирается локоть, случайно, однако Тело все равно быстро оказывается в подчинении.
– Ты в порядке? – кричит Джек.
Я киваю, двигаю плечом, чтобы освободить для себя пространство, откуда мне удобно смотреть на женщину с самодельным плакатом. «Моя 15-летняя дочь покончила с собой, – написано на нем. – Спасите здравоохранение».
Мы с Джеком пробираемся к ней.
– Узнай, что у нее за история, – шепчет он мне в ухо, – покажи ей свое удостоверение.
Я улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. Женщина замечает мой фотоаппарат и кивает.
– «За» или «против»? – спрашивает она.
– «За», –
