государыня, не ему я хотел бы внушить страшную зависть, но монарху, который так счастлив, чтобы обладать сокровищем, и настолько несчастлив, что не умеет ценить его.
– Чем дальше, тем лучше, господин кардинал, сказала королева, делая усилие подавить гордость. – Поверьте мне, оставайтесь арлекином – это самая приятная сторона вашего искусства. Милая Мари, велите подавать мою карету; пора окончить забаву, даже удовольствие видеть танцы кардинала.
– Дела вашей эминенции принимают хороший оборот, сказала герцогиня по отъезде королевы. – Вы слышали, что костюм произвел чудеса, и грация, которую вы придали этому маскараду, просто была очаровательна. «Это самая приятная сторона вашего искусства», сказала ее величество.
– Похвала, способная тронуть Толстого-Гильома или Бискомбаля, но кардинал не может вечно представлять арлекина.
– Отчего же нет, паяц или министр – не в звании дело, а главное чтобы нравиться.
– Без сомнения, прежде всего надо нравиться.
– Неужели вы сомневаетесь?
– Боже мой, не знаю!
– Да, но министры так изворотливы.
– Право, герцогиня, сказал кардинал, нежно обвив рукой талию госпожи Шеврёз.
– Но, прибавила герцогиня, освобождаясь из рук кардинала: – мы ведь еще с вами не дождались дня взаимности интересов.
– Как, милая герцогиня! Всегда суровы!
– Любезнейший кардинал! Право я не могу служить королеве до такой степени, чтоб заступить ее место в делах любви. В мои лета не может быть недостатка в обожателях, чтобы я еще выслушивала по доверенности вздохи посторонних.
– Жестокая! Разве не занимаете вы первого места в моем сердце?
– Очень вам благодарна и темь более считаю это для себя честью, что вы заняты государственной страстью. Для развлечения с вас достаточно будет Марион де Лорм: тут может явиться нежность в назначенный час. А теперь поговорим о серьезном деле.
– Хорошо, потому что я пришел к благоразумию, благодаря вашей холодности и суровости.
– Вы увидите, что ошибаетесь, называя этими именами проницательную дружбу; необходимо вам написать к королеве.
– Мне написать к королеве! воскликнул кардинал, испытующий взор которого устремился на герцогиню.
– Не думайте, что я имею намерение скомпрометировать вас, сказала засмеявшись шаловливая фаворитка, которая угадала недоверчивость и чувствовала необходимость заслужить доверие.
– Что за мысль, герцогиня! Но к чему письмо?
– Право, монсеньер, вы меня удивляете: куда же девалось ваше искусство в дипломатии. Разве же мы не ведем переговоров державы с державой! Право я плохо служила бы вашему делу, если бы не торопила вас поспешить сообщением. Верьте мне, не теряйте чрезвычайно драгоценного времени этой встречи. Вы видели, что ваши верительные грамоты были приняты в первой аудиенции…. Ускорите же дело живым, настойчивым письмом. Видите ли, я знаю политику кабинета, с которым вы ведете переговоры;
