быть, мне удастся выиграть минут двадцать, – произнесла она, включая датчики шаттла на поиск самых сильных воздушных потоков, которые помогут им добраться до поверхности раньше, чем сумасшедшая Опал Кобой переделает мир на свой лад.
Атлантида
Опал потратила несколько мгновений, чтобы поздравить себя с тем, что ее теория вновь оказалась верной, а затем замерла, чтобы посмотреть, сможет ли она уловить просачивающиеся сверху волны паники.
«Кто-то что-то чувствует, – заключила Опал. – И это отчетливая волна страха с примесью отчаяния».
Было, конечно, приятно просто полежать вот так немного, накапливая силу, но она не могла надолго задерживаться, ведь ей предстояло столько сделать!
«За работу, за работу, – подумала Опал, поворачиваясь лицом к горловине туннеля. – Пора уходить».
Легким усилием мысли она создала вокруг своей головы ореол интенсивного света и жара, прожигая с его помощью путь в окружавшей ее антирадиационной пене, и левитировала к крышке трубы, сквозь которую прошла так же легко, как сквозь пену. Теперь она могла изменять молекулярную структуру любого вещества.
«Сила уже убывает, – заметила она. – Я теряю магическую силу, и мое тело вскоре начнет дезинтегрировать».
Гном стоял в камере возле шипящей крышки люка и казался невозмутимым, несмотря на разворачивающиеся перед ним чудеса.
– Сумасшедший дом, – провозгласил Колин Озкопи, выдвигая вперед свой подбородок. – Настоящий сумасшедший дом. Вначале отключился мой телефон, и поэтому я не знаю, кто выиграл матч по кранчболу, а теперь в мою камеру залетела эта золотая пикси. Скажите мне, пикси-леди, что происходит? И где ваши ногти?
Опал с удивлением отметила, что ответить на последний вопрос, оказывается, не так-то просто.
– Вырастить ногти трудно, гном. Я решила отказаться от них, чтобы не тратить время.
– Да, наверное, в этом есть смысл, – сказал Озкопи, совершенно не испытывая, по мнению Опал, достаточного благоговения перед нею. – Хотите знать, в чем мои трудности? Стоять здесь, обжигаясь о вашу ауру, вот что трудно. Для этого на мне должен быть жароупорный скафандр.
По правде говоря, Озкопи на самом деле не был таким уж заторможенным.
Он находился в шоке и прекрасно понимал, кто такая Опал и что он, скорее всего, вскоре умрет, и потому пытался валять дурака.
Опал нахмурила свою золотистую бровь, ставшую от этого похожей на волну лавы.
– Тебе, гном, выпала великая честь: последним, что отпечатается на сетчатке твоих глаз, будет мой блистающий образ.
Опал не очень понравилось, как она закончила фразу – опять слишком напыщенно получилось, – но гном все равно сейчас умрет, и никто об этих ее словах не узнает. Озкопи же был не очень счастлив умереть, запечатлев на своей сетчатке блистающий образ Опал.
– Мои бедные сетчатки! – забормотал он. – Их дал мне мой отец… нет, не то чтобы он прямо-таки вынул их из своей
