из дешевого сукна и кроличью шапку—ушанку.
– У нас на курсе самые красивые девушки, не правда ли? – сказала Зоя.
– Вы, конечно же, правы. Только мальчиков мало: скучно, небось.
– Как сказать. У многих есть мальчики, а Жанна скоро выйдет замуж.
– Да?!
– Кто—то ей стихи посвятил. По—моему ты. Мы так хохотали…
– Почему хохотали? – спросил Женя, заливаясь краской.
– Ну, там есть строчка «ты грелась одна у костра». Как это одна? Я бы, например, одна ни за что не торчала у костра. Кавалеров так много… отбоя от них нет. Вон горный институт, транспортный институт – одни мужики. Это только у нас женский монастырь. Я глупость сделала в свое время, что сюда поступила.
Они пешком дошли до парка Чкалова, погуляли вокруг пруда, постояли у ивы, и Женя набрался небывалой храбрости: поцеловал Зою в пухлую молодую, пахнущую каким—то дурманом щеку. Он понял, что совершил оплошность и стал извиняться. Глаза Зои наполнились, каким—то поглощающим блеском, прелестные немного полноватые губки задергались и немного раскрылись. Они просили настоящего поцелуя.
– Ну, иди, дурачок, поцелуй свою Зою, что ты извиняешься? когда нас целуют, – мы цветем, разве ты еще не усвоил этого? а еще поэт.
Женя прилип губами робко, осторожно, как к чему—то священному, так щедро дарованному ему судьбой. В этом поцелуе утонула самая красивая и благородная девушка на курсе Жанна Оводовская.
Зоя улыбнулась, красивой, завораживающей улыбкой, сняла перчатки и подала ему левую руку с тонкими горячими пальчиками, покрытыми бархатной кожей.
Женя каждый пальчик покрывал поцелуями. Зоя щедро улыбалась, а потом сама наградила его затяжным страстным поцелуем. Это был первый универсЖенетский поцелуй в этом городе. Это был неземной поцелуй. Так могут целовать только эти прекрасные феи, студентки университета.
– Жанна красивая девочка, ничего не скажешь, – произнесла она как бы между прочим, – но немного суховата. Стихи для нее все равно, что мертвому гимн Советского союза. А я, вот, стихи обожаю. Надеюсь, что мой поэт, если я имею право так тебя называть отныне, что—то сочинит в мою честь.
– О да! У меня уже есть строчка! – воскликнул Женя.
– Какая, прочти.
– Белое, нежное тело…
– Ничего, ничего. А дальше я буду вся раздетая? вся в твоих объятиях?
– Когда—нибудь и это будет, если судьбе будет угодно, – восторженно произнес Женя.
– Этого никогда не будет, – сказала она, вскидывая голову.
– Почему, но почему, скажи!
– Я замуж не собираюсь. А потом, пока не увижу твой сборник стихов, хотя бы такой, как у Евтушенко, о том, чтобы мы были в объятиях друг друга в обнаженном виде, не может быть и речи. Так что давай, трудись, поэт. А сейчас мне уже пора. А то папочка всю милицию города поднимет на ноги.
