Пайн и показала на древний «форд», припаркованный за домом.
Он выглядел почти полностью проржавевшим. На крыльце спал толстый черный лабрадор с широким коричневым ошейником.
– Неужели здесь действительно кто-то живет? – спросила Блюм. – Складывается впечатление, что ветер и дождь разрушили дом.
Пайн нахмурилась.
– А сколько разрушенных домов ты видела в глухомани Аризоны? – спросила она. – Люди живут всюду, где только можно.
– Это правда, – не стала спорить Блюм.
Они остановились у маленького двора, вышли из машины, и Пайн окинула взглядом единственный дом, в котором она жила в свои первые шесть лет. Он показался ей меньше, чем она помнила, но ведь так всегда бывает?
Входная дверь была открыта, крыльцо просело из-за сгнившего дерева и силы тяжести. Стекло в одном из окон треснуло, а рама покоробилась. Краска повсюду облупилась. Дворик был завален мусором. Из старой бочки объемом в пятьдесят галлонов торчали какие-то обломки. Очевидно, в ней сжигали мусор.
Собака зашевелилась, медленно поднялась на изуродованные артритом лапы и дважды слабо гавкнула. Морда лабрадора стала серой от старости и, казалось, пес едва держится на ногах.
– Привет, приятель, как поживаешь? – успокаивающе сказала Пайн.
Она медленно подошла к собаке, протянув кулак, позволила себя обнюхать, потом почесала лабрадора за ушами, и тот лизнул ее в ответ.
Пайн уселась на крыльцо, посмотрела по сторонам и погладила собаку по голове, Блюм встала рядом с ней.
– Интересно, кто здесь теперь живет? – проговорила она.
– Так я.
Они повернулись и увидели мужчину, который появился из-за дома. В руках он держал двуствольный дробовик «Ремингтон» двенадцатого калибра, который был направлен прямо на женщин.
Глава 5
Пайн встала с крыльца.
– Вы действительно здесь живете? – спросила она.
Ее глаза оставались спокойными, но она не сводила их с мужчины, а правая рука скользнула к оставшемуся в кобуре «Глоку».
Мужчина был высоким и худым, и, несмотря на седые волосы и бороду, казалось, будто он высечен из гранита. Изо рта торчала сигарета. Голову украшала пропотевшая ковбойская шляпа, из-под нее торчали непокорные пряди снежно-белых волос. Над лицом немало поработали солнце и ветер, глубокие морщины избороздили щеки и лоб. Пайн решила, что ему сильно за шестьдесят, что противоречило крепким, как канаты, мышцам, которые не скрывала рубашка с коротким рукавом. Выцветшие джинсы плотно сидели на длинных ногах и узких бедрах. Пара старых сапог чудом держалась на ногах.
– Так и есть, из чего следует, что вы нарушаете право собственности, – сказал мужчина.
– Я жила в этом доме, – сказала Пайн, оглядываясь через плечо.
Мужчина немного опустил дробовик.
– Когда? – уточнил он.
– С середины восьмидесятых.
Он оглядел ее более внимательно.
– Должно
