переживай, – Агасфер по-своему истолковал её молчание. – Сожрать тебя я никому не дам, голод, мор и всякие бородавчатые типа с печатями тебя тоже не тронут, если со мной останешься. Вот от Суда не отмажу, сама понимаешь.
– И какой у тебя план? Собирался предаться греху чревоугодия в каком-нибудь хорошем ресторане, потом греху прелюбодеяния у себя в машине, а перед рассветом рвануть в Пятигорск, посмотреть, как горы гулять пойдут. А то Стрижамент мелковат, до Эльбруса всю ночь ехать, а мне лень. Но ты чревоугодья и разврата явно откажешься, так что поехали прямо в Пятигорск. Авось по дороге по дороге получше познакомимся, и ты на всё это согласишься. – Агасфер завёл машину, но не трогался с места, ожидая ответа Ани.
Девушка упорно молчала, и Постоянный Иудей повернулся к ней, занес руку, чтобы подергать её за волосы, но передумал. Судя по мертвенно-бледной коже и слегка подрагивающим губам, Аня пребывала в глубокой прострации. Агасфер уверенно вел машину по вечернему Ставрополю и изредка озабоченно поглядывал на свою спутницу, которая всё ещё пребывала в глубоком шоке, но терять сознание или умирать от разрыва сердца не собиралась.
Они повернули у ярко освещенного магазина светильников, миновали Мамайский лес, проехали заправки и автосалоны.
Город остался позади. Дорога петляла между лысых холмов, освещённых кроваво-красной луной, и Агасфер прибавил газу, стремясь как можно быстрее проехать пустынный участок дороги. В алом лунном свете дорога слишком сильно напоминала залитое кровью русло реки.
– Началось. – Аня судорожно шевельнул губами, вряд ли понимая, что говорит вслух.
Агасфер выругался, глядя на то, как она завороженно смотрит на Луну, не в силах отвести взгляд от открывшейся в небесах раны, и закурил снова.
– Когда Назарянин проклял меня – я не придал его словам значения. Когда разорвалась завеса в храме – я только посмеялся над суеверными кретинами. Через сорок дней пошли слухи о Его воскресении и о сошедших на двенадцать Его учеников языках пламени. Тогда я говорил, что они выпили слишком много вина. – Агасфер с силой затянулся, заставив половину сигареты прогореть до фильтра, и пальцами погасил огонь. – А боли я всё также почти не чувствую. – Он не смотрел в сторону Ани, разговаривая то ли с луной, то ли с дорогой. – Потом умерли мои дети. Знаешь, такое иногда случается, так что соседи только подивились моему долголетия и здоровью. Мои внуки уже обзавелись семьями и подарили мне правнуков, а я всё ещё был молод и здоров. Люди шептались, но ничего не предпринимали. А потом у одного из моих соседей заболела и умерла маленькая дочь. Её смерть была страшна: несколько дней малышка могла только лишь пить воду, немедленно извергая из себя всякую принятую еду. Впрочем, когда она её не ела, её рвало желчью. До самой смерти никто не мог облегчить её страдания. После похорон кто-то вспомнил обо мне и объявил болезнь ребенка дело моих рук. И, знаешь, они поверили.
– Это был панкреонекроз. У неё неправильно работала поджелудочная железа. –
