работников среднего роста человек в темно-синей поддевке, серых панталонах и яловых сапогах. Когда люди, лошади и экипажи оказались на берегу, он повернулся лицом к постоялому двору и зычно крикнул:
– Погрузка!.. Абловские, готовьсь!
Послышались громкие возгласы, застучали копыта лошадей, заскрипели тележные оси. Хитрово-Квашнин поискал глазами штабс-капитана. Тот с крайне недовольным видом отделился от группы сенявинских крестьян и предстал перед главным паромщиком.
– Это переходит все границы! – бросил он, в гневе шевеля редкими усами и крепко сжимая арапник. – Сейчас наша очередь! Абловские – за нами.
– А позвольте мне знать, – спокойно ответствовал купец, поглаживая бороду. – Грузиться будут абловские. Попрошу не чинить помех!
– Нет, это ни на что не похоже! Черт знает что!.. Брандмейстер!
Романовский, облаченный темно-зеленый полукафтан и шаровары, нехотя показался из-под навеса.
– Иван Василич, незамедлительно примите меры, не то я за себя не ручаюсь! – в сильном раздражении проговорил Новицкий.
Стуча хромовыми сапогами по утоптанному берегу, одной рукой придерживая блестящую бронзовую каску, другой – длинную шпагу на левом боку, брандмейстер подошел к Егупову и что-то сказал ему негромко.
– Какие притеснения? – вспылил купец. – Выдумали тоже! У меня своя очередь… Излишние деньги не брать?! А кто мне оплатит убытки?
– Ты, давай-ка тише, не то донесу полицмейстеру! И не токмо про притеснения, но и про незаконное содержание постоялого двора, сено и овес с коего продаются втридорога.
Прищурив глаза, Неверов упер руки в боки.
– Нечего здесь распоряжаться! Коллежский регистратор, а форсу-то этого сколько!.. Полицмейстером не стращайте, вывернемся!.. На паром кого хочу, того и поставлю. Очереди мне всякие нипочем!
Новицкий с руганью поднял арапник, и ударил бы купца, если бы брандмейстер не удержал его руку. А Егупов и не думал униматься.
– Что вы здесь плеточкой-то размахиваете?! – кричал он. – Только попробуйте ударить!.. Дворянин, понимаешь. Чины у нас одинаковые. Вы ничего не значите, как только поляк и такой же работник у Сенявина, как нанятые мной помощники для паромной переправы!
Хитрово-Квашнин не мог больше оставаться безучастным. Манеры паромщика, его развязность и нагловатость ему порядком наскучили. Спустившись с брички и опираясь на трость, он вплотную подошел к купцу, твердо взял его за локоть и тихо, но внятно произнес:
– Хватит бузить, любезный!
Взоры всех, кто находился на берегу, обратились на высокого широкоплечего офицера, имевшего темно-каштановые волосы, бакенбарды и усы. Нос с едва заметной горбинкой и волевой подбородок придавали его лицу выражение мужественности, говорили о наличии сильного характера. Егупов попытался высвободиться, но хватка штабс-ротмистра, забивавшего гвозди рукой, была железной.
– Пустите! –
