понравились слова Петра.
– Числом нас мало, штоб дела велики скоро вершить. Вот кажи, хто у нас нынче остался? Ты, я и ешо девять душ, баб и мальцов не считая. Была бы сотня хотя б. И казаки с Яицка не больно в помощь спешат!
– А ты думал, валом повалят? – язвительно ухмыльнулся Кочегуров и посмотрел на реку. – В Яицке нас, поди уж, и в церкви отпели.
– Пошто так? – удивился атаман.
– А то как же. Сидим здеся сиднями и весточек по себе не шлем!
– Отпевать-то нас пошто? Иль хто нас мертвяками видал?
– И живыми давненько уш не зрили. Думашь, оне там знат, што степняк нам докучать не желат?
– Сплюнь, а то сглазишь ненароком. – Арапов озабоченно почесал затылок и присел на бревно рядом с есаулом. – То и мя шибко тревожит. Кыргызы вокруг Яицка, як волки, рыщут, носа высунуть не дают. А тута прямо диву даюсь.
– Оне ешо явятся, нюхом чую.
– Тьфу, не поминай бесов, а не то впрямь явятся. – Атаман набожно перекрестился и, вытянув из-под рубахи нательный крест, бережно поцеловал его. – Вот и вкалываю як проклятый, дабы лагерь укрепить! Ежели степняк пожалут, хоть где отсидеться будет.
– Кыргызы большим числом придут, – уверенно заявил Кочегуров. – Надо бы ухо востро держать и струги наготове! Ежели што, хоть можно будет уплыть водою.
Казаки, задумавшись, помолчали. Встрепенувшись, Арапов спросил:
– Слышь, Петро, а те не кажется странной смерть Демьяна, царствие иму небесное?! – Он вновь перекрестился и внимательно посмотрел на озабоченное лицо Кочегурова, который продолжал думать о чем-то своем.
– А што тута странного, видать, срок подошел, – нехотя ответил есаул.
– Энто понятно! Нo помер как-то не по-людски, не по-нашенски. Утоп бесславно казак боевой!
– Кому как отпущено.
– Смекаю Крыгина обспросить о том. Што-то темнит Гаврила о несчастье том, и я ему не верю! – Арапов решительно встал и нахлобучил шапку. – Вот прямо седня вечером у костра и учиню спрос. Поглядим, што «бляшечка» на мои вопросы грить будет.
Кочегуров и атаман покинули кладбище и медленно пошли в сторону лагеря.
– Жисть наша што скорлупа яичная, – вздохнул Арапов. – Чуть што – трещина, а может быть, и хуже!
– Хужее-то куды ешо?
Есаул сплюнул и с величайшей досадой пнул земляной холмик, под которым оказался гриб. Но Петр не обратил на него никакого внимания и, раздавив каблуком, последовал дальше. Кулаки его сжимались и разжимались от бессильной злобы, а лицо исказила гримаса боли.
– Смерть – энто… Как я жив тады остался, и не пойму. Што стоит жизнь, тады мы и не думали. Ежели што и думали, то как дороже отдать ее. Пущай, думал я, помру – лишь бы на мою жисть ихних жизней поболе взять! Как в беспамятстве был. Казак, почитай, завсегда брал смелостью да нахрапом. Где сотня нужна, десятком брали. Где тышша нужна, сотней шли. Вот токо со Степкой и Гурьяном промашка вышла. Великим числом задавил нас
