очень смеялась.
Эдварда Суэнвика в этом «Бельведере» заставляли носить форменную куртку и играть в регби. Он твердил, что ненавидит и форму, и регби. Учился бы в интернате – понятно бы было, чего страдает, а тут не так уж плохо, каждый вечер возвращается домой на поезде.
Мы брызгались друг на друга водой – долго-долго, аж самим надоело, уже и хохотать перестали. Наступал отлив, пора было собираться домой. Эдвард Суэнвик сложил руки ковшиком и пригнал ко мне волну. Там, в этой волне, оказалась медузища. Огромная прозрачная с розовыми прожилками и пульсирующей бордовой серединой. Я поднял руки кверху и стал от нее уплывать, она все равно обожгла мне бок. С диким воплем я ринулся из воды. Медуза коснулась моей спины; по крайней мере, мне так померещилось, и я опять заорал, не мог удержаться. Дно было каменистое, неровное, не то что на пляже. Я кое-как добрался до лестницы и вцепился в ограждение.
– Этот вид называется «португальский кораблик», – сказал Эдвард Суэнвик и, обойдя медузу большим кругом, поспешил к ступенькам.
Я поднялся на вторую ступеньку и стал исследовать ожоги, ведь ожоги от медуз не болят, пока в воде сидишь. Да, сбоку живота горела заметная розовая полоса. Я выкарабкался на берег.
– Ох ты у меня схлопочешь!
– Называется «португальский военный кораблик», – повторил тот. – Это не я, а португальский кораблик.
– Полюбуйся-ка, – и я показал ему ожог. Эдвард Суэнвик залез на волнорез и разглядывал медузу сквозь ограждение.
Я скинул плавки без лишней возни с полотенцем. Все равно никого не было. Медуза плавала кругами, похожая на зонтик из желе. Эдвард Суэнвик искал камни. Слез вниз по ступеням, подбирал там подходящую гальку, но в воду ни ногой. Весь мокрый, я с трудом натягивал футболку, прилипавшую к спине и плечам.
– Она ядовитая, – сказал Эдвард Суэнвик.
Натянув футболку, я задрал ее и стал рассматривать ожог. Кажется, начинает болеть. Я повесил плавки на перила. Эдвард Суэнвик кидался камнями в медузу.
– Давай прямо в нее.
Эдвард Суэнвик промахнулся, и я обругал его:
– Вот ты, мазила.
Я завернул плавки в полотенце – большущее, мягкое банное полотенце. Это полотенце мне брать не разрешалось.
Я бежал всю дорогу по Барритаун-роуд, мимо коттеджей, где обитали привидение и страшная вонючая старуха без зубов, мимо магазинов. За три дома до нашего я начал плакать. Пробежал через задний двор и в кухню.
Мама кормила ребеночка.
– Что случилось, Патрик? – И смотрит мне на ноги, ища порезы.
Я задрал футболку. И уже плакал по-настоящему. Хотелось, чтобы мама обняла, помазала мазью и сделала повязку.
– Медуза ужалила. То есть этот… португальский кораблик.
Мамка коснулась моего бока.
– Здесь?
– Ой! Нет, не здесь, вот, видишь. Ужасно
