разозлюсь и сболтну что-нибудь стоящее внимания?
Пантелеймонов внимательно изучал мою честную физиономию. Смотри, смотри. Сейчас как раз тот редкий случай, когда моя совесть абсолютно, прямо-таки кристально чиста. И вообще не понимаю, к чему вся эта игра в допрос – ведь старик Киприанов умер своей смертью…
– Ладно, Евгения Максимовна. К вам у меня больше вопросов нет.
– Зато у меня есть одни маленький вопрос. Можно? – Я подождала, пока Пантелеймонов кивнул, и продолжила: – Скажите мне, кто же все-таки стрелял?
Пантелеймонов нахмурился. Ох, я прекрасно знаю, насколько полицейские не любят отвечать на подобные вопросы! Но никого ведь не убили, верно? Выстрел не имеет отношения к смерти старого гроссмейстера… Так что я вполне могу полюбопытствовать.
– Мы пришли к выводу, что это была чья-то неуместная шутка, – сообщил мне майор. Я вытаращила глаза. Ничего себе, шуточки! С применением огнестрельного оружия…
Майор понизил голос:
– Мы обнаружили ружье на полу у открытого окна в спальне старика. Сначала мы решили, что это дело рук секретаря… Очень уж нервный молодой человек. Но он оказался ни при чем. Скорее всего, выстрел произвел кто-то из подвыпивших гостей. Мы еще не опрашивали их по этому вопросу…
Пантелеймонов хмуро посмотрел на меня, но я прямо-таки излучала дружелюбие и желание сотрудничать с правоохранительными органами. Черт, сумочка опять сползает.
– Что ж, – веско проговорил майор и поднялся, – вы человек в городе известный. Увозите своего иностранца. Кстати, на прощание посоветуйте ему, чтобы он там, у себя, не распространялся особо об этом случае.
– Непременно посоветую! – Я тоже встала и сделала Ивану знак следовать к двери.
Иностранец просиял и бодро двинулся к выходу.
Но покинуть дом так быстро, как хотелось, нам с Иваном не удалось. Хрусталефф подошел к двери – и вдруг отшатнулся, попятился. Я шагнула вперед.
Оказывается, двое санитаров выносили из кабинета накрытое простыней тело. Они поленились распахнуть настежь тяжелые дубовые створки, и теперь носилки застряли в двери. Словно гроссмейстер отказывался покидать дом…
– Простите, Иван, нам придется еще немного задержаться, – проговорила я по-английски, обернулась и встретила испуганный взгляд синих глаз иностранца.
– В чем дело? Вам плохо? – поинтересовалась я довольно резко. Терпеть не могу нервных мужчин… А Хрусталефф ведь даже не был знаком с покойным! Чего это он так распереживался, спрашивается?
Иван действительно выглядел не лучшим образом – он был бледен, капли пота, точно мелкий бисер, покрывали его лоб и щеки, на которых после бессонной ночи явственно проступила щетина. Сейчас иностранец был похож не на милого мальчика, как обычно, а на испуганного поросенка.
– О, Женя, я попросту боюсь мертвецов. Еще с детства! – Хрусталефф попытался умильно улыбнуться, но улыбка вышла кривая и жалкая.
– Совсем
