может, дай волю Катону Цензору, он, борясь с пороками, разрушил бы весь Рим, Но на счастье одним, на горе другим он нашел себе город, который – за его порочность, за вечную враждебность Риму – он особенно хотел уничтожить. Этот город – Карфаген. Мы еще взглянем на него недобрым глазком цензора.
Пока же Катон в Риме сражался со всем, чуждым Риму, рассылая во все стороны стрелы своих обличений. Чаще всего он целился в греков и тех же карфагенян. Греческую литературу он знал и в глубине души, пожалуй, уважал, а вот самих греков – нет, считая их изнеженным, презренным народом. Он говорил, что «римляне, заразившись греческой ученостью, погубят свое могущество». Ведь греки, уверен он, могут научить римскую молодежь лишь лени, неге, разврату; они только говорят, но ничего не делают, только спорят, но не действуют. Со всей строгостью старого римлянина Катон преследовал греческую греховность, проникшую в Рим, и вытаптывал любые ростки греческой учености, пробивавшиеся сквозь унылый римский бетон.
В запальчивости он и самого славного среди греческих мудрецов, Сократа, готов был назвать «пустомелей и властолюбцем», растлителем нравов. Слово Катон подкреплял делом – тем более что эллинистическая культура становилась все популярнее в Риме. Когда в 155 г. до н. э. в Рим прибыла депутация афинских философов, он добился, чтобы их отослали прочь. Его страшило, что к ним потянулись самые образованные молодые люди и что эти юноши заслушивались речами афинян.
Может быть, в этой неприязни к грекам была и своего рода литературная вражда? Ему, первому крупному прозаику Рима, писавшему на народном латинском языке, обидно было видеть, что образованные люди равнодушны к его трудам, зато благоговеют перед всем «иностранным» и сами пытаются писать прозу только на чужом языке. (Так две тысячи лет спустя такой же неистовый, как Катон, Ломоносов ссорился с немецкими профессорами, торя дорогу всему русскому.) Катон «хотел учиться у греков практическим приемам, но без идейных компромиссов: “прочитывать, но не зазубривать” их сочинения», – написал о нем советский филолог М. Л. Гаспаров («История всемирной литературы». Т. 1. 1983).
Сам он изложил историю Рима от его основания до Второй Пунической войны на понятном всем языке, а вовсе не по-гречески, как делали до него (эта книга называлась «Начала»). Уже стариком он продолжал обрабатывать свои судебные и сенатские речи, добиваясь их особой выразительности и используя различные приемы ораторского искусства (не его вина в том, что впоследствии эти образцы ранней римской риторики, за исключением отдельных фрагментов, были утрачены). Погибли и почти все другие его книги, в том числе сочинения о праве, о врачевании, о военном и ораторском искусстве. Полностью сохранилось лишь одно его произведение – трактат «О земледелии», ставший бестселлером в древности. Сегодня эта книга считается ценным источником по аграрной истории Рима. Катон ведь был настоящим земледельцем «от сохи». Или землевладельцем?
Современные историки, рассматривая парадный
