что спасли моего кота, – сказала она с видом оскорбленного достоинства.
– А не вас?
– Я думаю, что справилась бы и сама, – ответила Элиза. Она разгладила платье и вынула сухой лист из растрепанных волос. – Вы отвлекли меня своим рассказом о цвете освещенных солнцем древних камней.
– Да. Теперь, имея возможность лучше разглядеть ваше прелестное платье, я могу понять, что вас очень интересуют цвета, – сказал он, глядя на ее заляпанный красками наряд. – Узор просто… необыкновенный.
Элиза неожиданно смутилась.
– Я всегда надеваю старые вещи, когда…
– Когда пишете акварелью? – предположил он. – Очень практично. И какие картины вы пишете? Портреты злющих кошек? Сцены из жизни лесных друидов, совершающих свои языческие обряды?
– Я просто иногда балуюсь акварелью.
– Полагаю, вы слишком скромны, леди Брентфорд. – Он улыбнулся. – Все хорошо воспитанные леди в той или иной степени владеют карандашом или кистью, разве не так? Развивают свои таланты.
Она нервно вздохнула, хотя он и не понял почему.
– Могу я увидеть ваши работы?
– Нет! – в тревоге воскликнула она. – То есть… я не люблю показывать свои наброски.
– Ну почему же? Можете быть уверены, что я не суровый критик. Мне нравится смотреть на произведения искусства, и я знаю по опыту, что большинство женщин обожают демонстрировать свои таланты. А ваши, – еще один взгляд на платье, – просто бьют через край.
То, что он ее поддразнивает, вызвало у нее еще большее смущение.
– Нет, мои наброски не очень хороши.
Видимо, они действительно ужасны, раз она так бурно реагирует, подумал Гриф. Так что настаивать и тем самым еще больше ее смущать будет недостойно джентльмена, хотя его недавние действия вряд ли можно назвать достойными. Настоящий джентльмен не стал бы набрасываться на сестру своего хозяина на верхушке дуба.
– Простите меня, – сказал он, слегка поклонившись. – Я не хотел вас расстраивать. Если вам угодно держать в тайне свои таланты, пусть так и будет. Не смею возражать.
– Благодарю, – ответила Элиза, но все еще выглядела немного смущенно. – Если вы не против, сэр, я хотела бы привести себя в порядок, и предпочла бы сделать это без свидетелей, – сказала она, схватив свои ботинки.
Гриф не смог удержаться, чтобы снова ее не поддразнить:
– Но я уже увидел гораздо больше, чем ваши прелестные щиколотки.
– Как это не по-джентльменски – напоминать мне об этом, лорд Хадден.
– Это один из многих моих грехов. Я часто говорю то, о чем лучше умолчать в приличном обществе.
Элиза отвернулась и прикрыла глаза своими ресницами, очевидно, с тем, чтобы он не увидел, что она об этом думает.
– Да, мужчинам позволено устанавливать свои собственные правила, а женщинам, увы, нет. С нами не очень-то считаются.
Она была права. Там, где он мог легко отшутиться,
