ведет гордыня. Очевидно, во времена Сошествия эта свеча горела, а угасла в дни ереси Кристена.
– Плохо, – почему-то сказал нищий и нервно почесал плечо. На него не обратили внимания.
Пророк наклонился к изуродованной руке скульптуры, внимательно рассмотрел свечу.
– В ней имеется странность, вы не находите?
Священник согласился. Тщательно присмотревшись, Герион тоже понял, о чем речь: в контрасте с жутковатым правдоподобием скульптуры, свеча была выполнена очень грубо. Ни фитилька, ни капель оплывшего воска – просто белесый стерженек.
– Скажите, отче, какие чудеса творит сия святыня?
– Исцеляет страждущих, премудрый. Убирает комариную лихорадку, красную сыпь, шейные нарывы, а при должной силе молитвы – даже постыдные хвори.
– Сквер-ррно… Др-ррянь! – прорычал нищий и яростно поскреб себя.
– Заткнись, ничтожная тварь, – шикнул на него Герион.
Пророк обошел вокруг скульптуры, впервые удостоив внимания не ее саму, а окружающее убранство: дивные и загадочные иконы, вырезанные по черному дереву; стрельчатые мозаичные окна, витиеватые искровые светильники. Перевел взгляд к двери, поискал глазами.
– Верно ли, отче, что искровые лампы зажигаются из центрального нефа?
– Как принято во всех храмах, премудрый.
– Стало быть, днем этот балкон освещен солнечным светом, а после заката служитель сперва зажигает искру, и лишь потом входит на балкон?
– Конечно, премудрый.
– Значит, никто не видит скульптуру Праотца Кристена в темноте?
– Было бы странно прийти к святыне и не увидеть ее из-за темени.
– Отче, вы позволите мне поставить маленький опыт?
Получив согласие, пророк попросил Гериона:
– Позвольте ваш плащ, милый друг.
Тем временем нищий совершенно утратил покой. Он рыскал по балкону, как зверюга в клетке, издавал злое бормотание и так скреб свои руки, будто хотел ободрать с них кожу и уподобиться скульптуре Праотца. Изо всех сил стараясь не замечать нищего, Герион расстегнул серебряную фибулу, скинул бархатный плащ и с низким поклоном подал его пророку.
– Будьте добры, держите один край, а я – другой. Вы же, отче, придержите ткань по центру.
Трое простерли плащ над головой скульптуры и опустили по краям на манер шатра. Густая тень накрыла Праотца Кристена.
– Глядите на свечу, друзья!
Герион ахнул. В темноте стало заметно, что свечу опоясывают тончайшие лучи света – не прямые, а изогнутые, как лепестки цветов! Цветок, сотканный из красных лучей, был самым крупным: его лепестки упирались в животы южан. Цветок из голубых лучей имел пару футов в поперечнике и целиком помещался внутри красного. А самый крохотный цветок состоял из белесых едва заметных лучиков и жался к самой свече, будто надетая
