что станет меня учить, но он отправил меня на остров, а сам исчез. Прилетал очень редко и только для того, чтобы меня отругать. Мною занимались частные учителя, они же и жили со мной на острове.
– У тебя семеро служащих: двое слуг, двое учителей и трое охранников, – объявил Нерон по прибытии на остров. – Поддерживай дисциплину и порядок в доме. В твоем распоряжении неограниченное количество денег и воздушный катер. Если захочешь отправиться на Тритари, возьми с собой охрану. Делай что хочешь, однако тебе запрещено общаться с друзьями и обсуждать меня с кем бы то ни было.
Либо Нерон ничего не знал о подростках, либо ожидал от меня большего, чем от других. Я, раба воли загадочного опекуна, получила право распоряжаться другими, свободными людьми.
Но тогда, в восторженной юности все это не имело значения. Я бы прыгнула через собственную голову, чтобы соответствовать ожиданиям Нерона. Чтобы заслужить хоть каплю одобрения. Ведь он так долго меня искал, ведь я ему нужна, не так ли?
Пообещав быть рядом, Нерон покинул меня на попечение холодных незнакомых людей.
– Анна, запомни, я везде, – сказал он. – Не пытайся понять или анализировать этот факт, а просто прими как данность. Я везде. Я обо всем узнаю. И я не люблю повторять приказы.
Я не нарушала приказы Нерона ни в тринадцать, ни в семнадцать, потому что старалась быть идеальной в надежде на его одобрение. Нерон отрезал меня от мира, запер в сомнительном раю и лишил элементарного человеческого тепла.
При этом он был уверен, что поступает правильно.
– Ты хозяйка острова, у тебя полная свобода действий, – торжественно и гордо говорил он.
Так грандиозно ошибаться мог только человек, который сам никогда не знал настоящей свободы.
Остров был моей одинокой сказкой. Ночная чернота сменялась синевой дня, вид на Тритари изумлял красотой. Огромный агрегат в ангаре поддерживал климат и поставлял кислород в наш искусственный каменный мир, в котором не было ни сезонов, ни непогоды. Прозрачный атмосферный купол сохранял ощущение единства с космосом как днем, так и ночью. Очень не хватало сада. Я мечтала о траве, о деревьях и птицах. Об оживленных улицах, о смехе моих друзей. На острове не хватало жизни. Учителя занимались со мной по десять часов в день, поэтому на Тритари я попадала редко. Да и когда попадала… какой смысл ходить по улицам, если тебе запрещено общаться с друзьями?
В начале я страдала особенно сильно. Часто плакала, и тогда Нерон прилетал, чтобы меня отругать. Если мои истерики затягивались, он вводил меня в анабиоз. Что можно ожидать от мужчины, который отключает твое сознание при любом споре? Вот именно, что ничего хорошего.
– Если хочешь стать великой Анной, которая изменит мир, то прекрати истерики! – говорил он.
– Я изменю мир вместе с вами?
– Да, однажды мы вместе изменим мир.
Я держалась за это обещание.
Наука человеческих чувств оказалась смесью математики, химии и физики. Чувства делятся на простые
