За утонувшей в снегу аллеей. За сторожкой, похожей на присыпанное снегом надгробие. За зубастыми воротами.
– Они идут за мной! – крик, раздавшийся этажом выше, заставил меня вскочить с дивана. – Они здесь! Не пускайте их!
Кричал Артём. Тихий, спокойный мальчик, рисующий в альбоме отрезанные головы собак.
Я ринулась к двери, за которой уже раздавался топот спешащих к лестнице ног. Артём продолжал кричать:
– Почему вы не заперли ворота? Меня нашли, они заберут меня!
Торопливый звук шагов смягчился, когда они миновали лестницу и достигли ковра на жилом этаже. Заскрипели металлические сетки кроватей, кто-то недовольный велел Тёме заткнуться и назвал его придурком. Вслед за этим раздался властный голос Скотиновны:
– Быстро укрылись! Я сказала, укр-р-рылись! – многократное «Р» прозвучало как звук разрываемой старой простыни, которую тётя Ася использует в рекламе отбеливателя.
Всё стихло. Выждав несколько секунд, я выглянула в коридор. По лестнице спускалась завуч, волоча за руку Артёма. Он еле поспевал за Любовью Константиновной. Один раз мальчик даже споткнулся, но женщина, не останавливаясь, удержала его.
– Пожалуйста, не надо… Они найдут меня, – всхлипывал ребёнок.
Завуч дёрнула его за руку и зашипела:
– Я уже говорила не испытывать моё терпение. По тебе, сопляк, дурка плачет. Ты пожалеешь, что не слушал меня.
– Пожалуйста, не надо, – Тёма попытался вырваться, но завуч снова дёрнула его за руку.
– Заткнись, паршивец! Иначе я тебе зубы выбью. Пошёл вниз!
Я скрылась за дверью, чтобы не быть замеченной. Дождавшись, когда шаги на лестнице стихнут, вернулась на диван и уставилась в потолок.
Такой Любовь Константиновну я никогда не видела. Мне она казалась образцом терпения и здравомыслия. Вот Геннадьевна вполне могла оскорбить ребёнка. Над некоторыми воспитанниками повариха измывалась месяцами. Кажется, она получала от этого садистское удовлетворение. Но от завуча я такого не ожидала. Куда она повела Артёма? Может быть, на кухню? Так, лучше мне в это не вмешиваться. Меньше знаешь – крепче спишь.
Я опустила руку с дивана, чтобы погладить Чарли по морде. Пёс стал лизать мои пальцы, тяжело похрюкивая от усердия. Я свесилась с дивана, чтобы потрепать его по голове, и в этот самый момент электрическая кровь вновь побежала по венам интерната. Тёплый свет заполнил собой комнату, отгоняя дурные мысли и кошмары. Но один всё же остался. На клетчатом одеяле у дивана лежала обглоданная голова Чарли.
Глава 4
В это же мгновенье, будто в насмешку, мир вновь погрузился во мрак.
Этого не может быть! Не может быть! Господи, этого не может быть!
Я попыталась позвать на помощь, но не смогла. Клокочущее сердце забило
