с причинением телесных повреждений злодею-любовнику. Накануне проведения слушаний его вызвал к себе Погосов – который, кстати, испытывал к участковому некоторую симпатию – и участливо так спросил:
– Ты, Паша, как, в тюрьму-то хочешь?
– Да, в принципе, не хотелось бы, хотя, если честно, мне сейчас все равно да и Вам, думаю, тоже: работник из меня теперь, скорее всего, станется «некудышный», а тащить на себе ставшую ненужной обузу, предположу, будет Вам ни к чему, тем более что и до этого-то со мной были одни только проблемы, а сейчас еще и это уголовное дело…
– Все, что ты сейчас сказал, это, конечно, правильно, – продолжал не быть безучастным полковник, дружелюбно поглядывая на хотя и, действительно, «проблемного», но очень преданного и грамотного в профессиональном плане сотрудника, – но не стоит всех считать бессердечными. Я, поверь, не такой уж скотина и отлично помню, сколько всего нам пришлось пережить, плечом к плечу продвигаясь к достижению цели, направленной на борьбу с преступностью. Сейчас же, в столь критической ситуации, я тоже не хочу оставаться в стороне и должен в твоей судьбе принять хоть какое-то действенное участие, но для этого ты должен меня выслушать и прямо сейчас дать ответ на одно мое предложение.
Здесь офицер замолчал, дожидаясь, что же скажет ему подчиненный. Тот не заставил себя долго ждать и тут же спросил:
– Что от меня требуется?
– Ты можешь мне не поверить, – начал руководитель голосом в основном твердым, но тем не менее сохраняющим волнительные оттенки, – но мне стоило большого труда убедить этого «бравого» военного офицера, чтобы он отозвал свое обвинение и чтобы у тебя появилась возможность рассчитывать на условный срок заключения. Однако, как, надеюсь, ты понимаешь, он требует кое-что и взамен.
Опять полковник прервался, проверяя, не потерял ли его сотрудник способность к логическим размышлениям. И на этот раз его ожидания не остались обмануты, и Павел, приподняв левый уголок верхней губы, задался вопросом:
– Чтобы я добровольно выписался с нашей, общей с женой, квартиры и куда-нибудь съехал?
– Не просто куда-нибудь, – нахмурился Геннадий Петрович, выражением лица показывая, что ему также неприятно то, что он сейчас говорит, – а уволился из органов и покинул пределы Москвы: только в таком «ключе» они согласны пойти тебе на уступки. По большому счету я и сам не вижу другого выхода, ведь если тебя осудят, то все равно автоматически произойдет увольнение, но там еще последует и «посадка», грозящая насильственным «переездом», да, думаю, ты и сам прекрасно все понимаешь.
– Хм, – ухмыльнулся Аронов, прекрасно понимая, что полностью проиграл эту, изначально бывшей неравной, предательски проведенную схватку, – и куда же я должен уехать?.. Хотя, если быть до конца честным, мне уже теперь все без разницы и я готов принять их условия, тем более что, как я понимаю, мне просто не оставили выбора. Однако у меня есть один вопрос: до пенсии мне осталось
