может быть, уже давно бы и примирился со своим положением, но одно доводило Ньюмана до исступления – это маленькая пичуга, которая, облюбовав его окно, изо дня в день с садистской настойчивостью что-то долбила клювом. Металлический монотонный и одновременно ритмичный стук отдавался в его голове так отчетливо, словно кто-то стоял у изголовья и маленьким блестящим остеотомом пытался пробить его теменную кость.
Вот и сейчас божья птаха, устроившись у оконной рамы, принялась методично пробиваться в заветную кладовую: «Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук…» и снова: «Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук…». Ньюману казалось, что пичуга не там, за окном, а здесь, вцепившись в его волосы своими когтистыми лапками, маленьким и крепким клювом долбит его прямо в темя, пытаясь проникнуть в мозг. Боль была почти физически ощутимой и каждый раз, когда это повторялось, Ньюман чувствовал, что находится на грани помешательства. Еще несколько минут такой усердной долбежки, и он перешагнет уже зыбкую грань сумасшествия, погрузившись в его темные беспокойные образы.
На счастье, дверь в палату открылась и вошла Грета. Ньюман, как ни прискорбно было его положение, почувствовал себя по-настоящему счастливым! Ну, все, его мучениям придет конец! Он сможет объяснить медсестре, чтобы та прогнала ненавистную птаху! Грета опытная сиделка и поймет его. «Сейчас, показать глазами… еще раз, еще и еще, так, да… да… кажется поняла!», – возликовал больной, когда медсестра, внимательно наблюдая за движениями его глазных яблок, пошла к окну.
– Душно, да, господин Ньюман? Да, конечно же, здесь душно! Как же я сама не догадалась… Сейчас, потерпите секундочку, сейчас я открою окно, и вам будет хорошо», – успокаивающе-заботливо ворковала медсестра, широко открывая створки окна и вместе со свежим воздухом впуская в палату громкий и отчетливый, показавшийся ей таким жизнерадостным стук: «Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук…» и снова: «Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук…».
31.10.2012.
Голуби и белки
В этой северной стране и в этом городе я оказался первый раз в жизни. Мне несказанно повезло прилететь сюда в командировку на целую неделю, и теперь я вовсю наслаждался окружающим комфортом, красотой и порядком. Днем я работал, а по вечерам гулял по тихим живописным улочкам центра, широким магистралям торговых районов, любовался особняками викторианского стиля, наслаждался кофе и сладостями в открытых уличных кондитерских. Мне нравилось здесь все: и англо-франко говорящий люд, и женщины афро-европейской наружности, вальяжно шествующие по улицам с длинными тонкими сигаретками в еще более длинных и тонких мундштуках, и бородато-кудрявые мужчины с небрежно повязанными шарфами, позволяющими себе заказывать в ресторанах коньяк в обеденное время, и чисто вымытые улицы, и фасады зданий, и постмодернистские скульптуры, встречающиеся то там, то здесь.
Окружающая идиллия настолько убаюкивала, что, выходя из подземки на улицу, я даже не расстроился при виде местного
