советской власти, году в восемьдесят восьмом – восемьдесят девятом, в моей родной школе. Дрались два моих одноклассника: Витя Рябов и Кира Котельников (разумеется, не из-за меня – я рылом не вышла – просто оказалась рядом).
Тогда всё было скоро и неуклюже: через секунду после того, как невысокий, но крепкий Витька заявил, что ни за что не оставит Ленку Зотову «в покое», правый кулак длинного и костлявого Киры со шлепком врезался в его левую скулу. Витька слегка покачнулся, но затем ловко нырнул под левую руку «Котелка», которой тот метил ему в ухо, и боднул головой туда, где заканчивается живот и начинается грудь, в так называемую «душу».
Уже лёжа на полу, сложенный пополам Кира издал невнятный, отдалённо напоминающий мычание звук, который и возвестил об окончании поединка. Победитель, отвесив побеждённому ритуальный «фофан», молча стоял рядом с телом, старательно растирая рукой скулу.
– Ты, главное, три сильнее, чтобы «фонаря» не было, – сказал Витьке подошедший Мишка Глебов, признанный специалист в этой области.
Драка японца-китайца с Костантино проходила совсем по-другому. Японец-китаец сделал резкий выпад (или как это у них называется), выставив вперёд ногу где-то на уровне костантинова живота. Костантино отпрыгнул в сторону и без замаха ударил японца-китайца левой рукой в голову, но тот присел, и удар пришёлся по шляпе (та мухой улетела туда, откуда появился её обладатель). Противники разошлись на несколько шагов, и всё началось снова – японец-китаец нападал, Костантино защищался.
Скажу по правде, зрелище завораживало. И тот и другой своё дело знали, и двигались как… как одетые в штатское бежаровские болеро. Да, это больше всего было похоже на танец. Дикий, но симпатишный. Я даже забыла про боль и тошноту, до того это было красиво.
Наконец, японцу-китайцу удалось лягнуть Костантино в пах. Тот как-то по-бабьи охнул и присел на одно колено, закрыв лицо и голову кулаками. «Всё, хана тебе, – подумала я, – сейчас он тебя запинает», но японец-китаец повёл себя, как мне показалось, странно. Вместо того чтобы добивать обездвиженного противника ногами, он сделал два шага назад, с короткого разбега подпрыгнул и обрушился на моего обидчика сверху. Костантино попытался вывернуться, упал на бок, но японец-китаец плотно оседлал его, ударил ладонью в ухо и, кажется, начал душить. На этом вся красота кончилась. Я отвернулась.
И ещё: мне было совсем не жаль Костантино.
7. Скажи: «а-а-а-а…»
После того как я немного отошла от боли, мы с японцем-китайцем затащили Костантино в мой номер, раздели догола и плюхнули на кровать мордой вниз. Одежду Костантино японец-китаец сложил в большой пластиковый пакет, а большой кожаный бумажник, вывалившийся из штанов, себе в карман. После шмыгнул в ванную и стал там чем-то греметь, а я осталась в комнате наедине с потерпевшим.
Голый Костантино был прекрасен. Узкий в тазу, широкий в плечищах, совершенно без «спасательного круга», то есть боков и пуза – чего я больше всего терпеть не могу в мужиках. Больше скажу, я ни разу не видала голого мужика
