в голове: наверное, я думаю о том, должным ли образом мы подготовились, и еще, может быть, о том, что день, который ты с таким трепетом ждешь, спустя какое-то время канет в черную дыру, состоящую из многих таких же, нетерпеливо ожидаемых дней, но при этом в глубине души ты понимаешь, что именно этот день необыкновенно важен, и, хотя он даже еще не начался, тебя терзает страх: а хорошо ли он закончится? Вот мы, вот наша семья, вот наша кофейня, в этом замечательном месте, в этой общине, одной из самых богатых общин на правом берегу Цюрихского озера, а ведь мы с Номи, мы, собственно, совсем не вписываемся сюда, в кофейню «Мондиаль», так что я наверняка думала и о том, сколько всяких прекрасных начинаний заканчивалось крахом – много или все же не очень? От чего зависит успех: от каких-то серьезных вещей? Или от пустяков? У нас тут не свистят, тут вам не Италия и не Монголия, кричал нам один сосед каждый раз, когда мы с Номи начинали насвистывать сквозь зубы, Италию я еще понимаю, сказала Номи, но Монголия-то при чем? С тех пор как вы здесь, все идет черт-те как; это «идет черт-те как» не казалось мне такой уж большой бедой, но вот «с тех пор как вы здесь» – это у меня никак не выходило из головы; я даже прослезилась от гордости, что мы с Номи, выходит, смогли как-то повлиять на здешнюю жизнь; другие местные жители, и прежде всего клиенты нашей прачечной, то и дело спрашивали, не нужно ли нам чего-нибудь, и приносили нам мешки ношеной одежды, благодаря чему мы стали разбираться во всяких шикарных фирмах, Gucci, Yves Saint Laurent, Feinkeller, Versace – спасибо большое! – и от большей части этого барахла избавлялись: увозили в Югославию или отдавали обществу взаимопомощи Caritas; и вот я, усвоив, что швейцарцы – это люди, у которых на первом месте добрые дела, – я бегаю вся потная, потому что мне надо бы сейчас спать без задних ног и потому что я давно знаю: если ты не можешь спать, то не стоит тебе столько думать.
Короче говоря, никто из нас, естественно, не спал в эту ночь, а потому нет смысла говорить, что я всю ночь глаз не сомкнула, или, если пользоваться венгерским оборотом, мне сон не шел на глаза; вперед, на битву! – говорит отец, когда мы, погасив свет в прихожей и заперев дверь, идем, в терпко-сладком облаке парфюма, по пустынной парковке в гараж, почти без единого слова садимся в машину, отец включает радио, выезжает задним ходом на улицу, чуть не наехав на снегоуборочную машину, этот чокнутый дворник, ругается отец, тысячу раз ему говорил, чтобы ставил свои игрушки нормально; все мы, включая отца, прекрасно понимаем, что речь сейчас идет совсем о другом, но, как бы то ни было, этим не слишком серьезным, как бы между делом, ворчаньем день наконец начинается, и мы катимся вниз по склону холма, непоправимо приближаясь к моменту открытия.
«Herzlich willkommen!»[11] – пишу я мелом на черной грифельной доске и выставляю ее за дверь (щелкая выключателями около стойки, я вдруг, будто со стороны, вижу, как наша кофейня ярким светочем вспыхивает в зимней предрассветной темноте, ее ни с чем не спутаешь, она видна со всех
Добро пожаловать! (
