спросил он.
– Пытаюсь, – ответил тот. – В основном блюграсс[23].
– Вот почему вы спросили про мое банджо, – сказал Карсон. – Я им увлекся, когда слушал концерты в кафетериях Кембриджа. Играю я ужасно, но мне нравится уродовать великие произведения Скраггса, Рено, Кита и других богов банджо.
– Будь я проклят! – расплываясь в улыбке, вскричал Сингер. – Я и сам сейчас разучиваю ранние вещи Флэта и Скраггса. Ну, знаешь, «Shuckin’ the Corn», «Foggy Mountain Special» и прочие. Нам следует вместе сбацать парочку. Иногда я сижу здесь на закате и перебираю струны. Естественно, вызываю у всех отвращение. Это одна из причин, почему тут в этот час так пусто.
Они встали. Ночь вступила в свои права, и воздух стал заметно прохладнее. За ограждением балкона Карсон слышал звуки, которые доносились со стороны жилого комплекса: шаги, обрывки разговоров, возникающие тут и там, иногда смех.
Они вошли в кафетерий – кокон света и тепла в бескрайней ночи пустыни.
Чарльз Левайн притормозил около «Риц-Карлтон», и его «форд фестива» тысяча девятьсот восьмидесятого года выпустил огромную тучу дыма, когда остановился у широких ступеней отеля. Швейцар двинулся к нему с нахальной медлительностью, не скрывая того, что машина и тот, кто сидит внутри, вызывают у него отвращение.
Не обращая на него внимания, профессор выбрался из автомобиля и остановился на покрытых красным ковром ступеньках, чтобы снять большой клок собачьей шерсти со своего смокинга. Пес умер два месяца назад, но его шерсть еще была повсюду.
Левайн поднялся по ступенькам, другой швейцар открыл перед ним позолоченные стеклянные двери, и ему навстречу поплыли изысканные звуки струнного квартета. Войдя, Левайн мгновение постоял, прищурившись, в ярком свете холла, но его тут же окружила группа репортеров и со всех сторон начали вспыхивать фотокамеры.
– Что такое? – спросил профессор.
Заметив его, к нему тут же подскочила Тони Уилер, консультант фонда Левайна по связям со средствами массовой информации. Отпихнув локтем репортера, она взяла профессора под руку. Ее каштановые волосы были тщательно уложены, костюм, сшитый на заказ, поражал строгостью, и она на все сто выглядела профессионалом по связям с общественностью: уравновешенная, изящная и беспринципная.
– Извините, Чарльз, – быстро проговорила она. – Я хотела вам сказать, но мы нигде не могли вас найти. У нас потрясающе важная новость. «Джин-Дайн»…
Левайн заметил знакомого репортера, и на его лице появилась широкая улыбка.
– Добрый вечер, Арти! – крикнул он, освобождаясь от Уилер и подняв обе руки вверх. – Рад видеть, что четвертая власть так активна. По одному, прошу вас! Тони, скажи им, пусть на время перестанут играть.
– Чарльз, пожалуйста, послушайте меня. Я только что узнала, что… – напряженно проговорила Уилер.
Ее голос утонул в громких
