вставая между нами, как делал десятки раз, – но нельзя ли перенести этот увлекательный обмен любезностями в библиотеку?
За Дженис было не угнаться. Когда мы вошли, она уже вальяжно развалилась в любимом кресле тети Роуз, пристроив джин и тоник на вышитой подушке с изображением охоты на лис, которую я собственноручно вышила крестиком в старших классах, пока моя сестрица азартно охотилась на двуногую дичь.
– Что? – взглянула она на нас с плохо скрываемой ненавистью. – Вам не кажется, что половина бабкиной выпивки по праву принадлежит мне?
Затевать свару над чьим-либо мертвым телом – классический репертуар Дженис. Отвернувшись от нее, я подошла к застекленной двери на веранду. Любимые терракотовые цветочные горшки тетки Роуз стояли словно ряды плакальщиков; цветы безутешно опустили головки. Это показалось мне странным – обычно Умберто поддерживал в саду идеальный порядок. Видимо, это занятие в одночасье ему опостылело с уходом хозяйки и благодарного зрителя.
– Странно, что ты еще здесь, Бёрди[4], – сказала Дженис, покачивая бокалом с коктейлем. – На твоем месте я бы уже катила в Вегас с нашим столовым серебром.
Умберто не ответил (он перестал общаться с Дженис напрямую много лет назад) и обратился ко мне:
– Похороны завтра.
– Ушам не верю, – вновь подала голос Дженис, перебросив ногу через подлокотник. – Ты все распланировал, не спросив у нас?
– Это ее пожелание.
– Что еще интересного скажешь? – Высвободившись из мягких объятий кресла, Дженис поправила платье. – Мы хоть получим свою долю? Надеюсь, тетка не воспылала любовью к Обществу защиты домашних животных?
– Нельзя ли поуважительнее? – резко сказала я.
На секунду-другую Дженис вроде бы присмирела, но тут же передернула плечами, как делала всегда, и снова взялась за бутылку с джином.
Я не стала обращать внимание на ее притворную неловкость – сестрица подняла идеально выщипанные брови в знак того, что вовсе не хотела наливать себе так много. Как солнце за горизонт, Дженис скоро опустится в шезлонг и предоставит другим решение острых проблем. Лишь бы не заканчивалась выпивка…
Сколько себя помню, сестрица отличалась ненасытностью. Когда мы были детьми, тетка Роуз восхищенно смеялась и восклицала: «Вот уж эта девчонка точно прогрызла бы стенку пряничного домика!» – словно прожорливость Дженис была чем-то достойным похвалы. Впрочем, тетка Роуз была наверху пищевой цепочки, и в отличие от меня бояться ей было нечего. Всю жизнь Дженис находила мои сладкие заначки, где бы я их ни прятала, и пасхальные утра у нас вечно проходили в склоках, гадких животных сценах и резкостях. Дело всякий раз заканчивалось тем, что Умберто сурово отчитывал Дженис за кражу моих пасхальных яиц, а Дженис с коричневыми от шоколада зубами шипела из-под кровати, что он ей не отец и не имеет права читать ей нотации.
Самое обидное, что на внешности Дженис проделки никак не отражались. Кожа Дженис была
От
