новенький… – Начальник тюрьмы крепко выругался сквозь зубы, – говори правду, иначе пойдешь в яму.
Нун не знал, что такое яма, но, прямо глядя начальству в глаза, сказал:
– Я спал, мало что видел. Знаю, что он упал на пол с койки. Сверху. И все.
– С койки… – Начальник тюрьмы сжал кулаки и расхохотался: – Койки у него здесь, санаторий, бл… Интеллигент хренов, где ж ты взялся на мою голову!
Схватив Анатолия обеими руками за грудь, он швырнул его в стену. Спина моментально отозвалась резкой болью.
– Говори правду! Замочу, сука! – продолжал неистовствовать начальник.
– Он упал со второго этажа. Это правда… – повторил Нун.
Начальник со злостью отшвырнул его от себя в сторону. Всех заключенных загнали обратно в камеру. Постепенно они угомонились.
– Писатель, подойди, – скомандовал негромко Эльмир через время.
Анатолий подошел, молча сел на нары.
– Почему не сказал правду?
– Это не мое дело.
– Почему? Ты же писатель, гуманист. А здесь ночью на твоих глазах убили человека.
– Значит, было за что.
– Было, – губы Эльмира иронично скривились, – стукачом он был. Сукой. Двоих моих людей из-за него в яму спустили.
– В яму? – переспросил Нун.
– Это карцер. Наказание такое. А ты молодец. Вот что я тебе скажу… – Эльмир сделал паузу, потом произнес со всей серьезностью: – Мне тебя на воспитание дали. Временно. О чем я, ты понял? Вижу, понял. Но я тебя трогать не буду. И никто не тронет. Живи себе спокойно. Только не долго ты здесь проживешь.
– Что это значит? – против воли вздрогнул Анатолий.
– У мусоров на тебя свои планы. Заберут тебя скоро отсюда. Временный ты, понял? Не знаю, что они задумали, но то, что ты выйдешь отсюда, это точно.
– Хотелось бы, – грустно усмехнулся Нун.
– Не на волю, – покачал головой Эльмир, – но бояться не нужно. Не впадай в панику раньше времени. Время все покажет… писатель. Ну, иди.
Снова забираясь наверх, Анатолий обдумывал слова Эльмира. Что ждет его здесь? Что еще приготовила ему судьба? И временно – это сколько? Ему стало страшно. Неопределенность была страшней боли. Сейчас уже конец декабря. Сколько же еще он пробудет здесь?
Глава 3
4 марта 1967 года, Одесса, Треугольный переулок
Голова раскалывалась на части. Ощущение было таким, словно к ней привязали чугунную плиту, и этой плитой изо всех сил бьют по стене безостановочно, и бить будут до первой трещины… Разумеется, в чугунной плите…
Ко всему прочему – отвратительный привкус во рту. Он добавился почти сразу, как только головная боль стала невыносимой. Абсолютно жуткое ощущение – тошнотворный, гнилостный запах, который, казалось, пропитал своими мерзкими миазмами всю комнату.
Еще
