style="font-size:15px;"> – Ну и как? – спросил Люпен, глядя сначала на Шерлока, а потом на меня. – Как получилось?
– Потрясающе! – ответил Шерлок. – Как настоящая!
Он хотел потрогать рану на лбу Люпена, но тот не позволил:
– Э, нет! Трогать нельзя!
Шерлок скрестил руки на груди.
– Чёрт возьми! А я ведь не сразу понял, что с тобой случилось.
Люпен притворился, будто шатается, и снова засмеялся тем адским смехом со страшным оскалом, который я только что видела.
– А зубы? Разве не отлично получилось? Ну что, купилась? – обратился он ко мне.
Он сунул палец в рот, надул щёки и с глухим щелчком извлёк челюсть.
– Вот и всё! – заключил он.
– Может, объяснишь, что происходит? – попросила я, постепенно приходя в себя от испуга.
Ребята, скрестив ноги, уселись на песок возле кожаного чемоданчика, и Люпен приоткрыл его.
– Я уже рассказывал тебе, чем занимается мой отец? Он канатоходец… А тут его реквизит.
Я осторожно, едва ли не с опаской заглянула в чемодан. В нём лежали маски, парики, забавные вставные челюсти, накладные носы и бороды, кисточки, баночки с клеем, а также целый набор разных усов, косы, пудра и губная помада.
– И мы можем играть со всем этим? – восхитилась я, уронив на землю пакет с хлебом, горчицей и селёдками.
– Ни в коем случае! – улыбнулся Люпен и поднял чёрный парик из длинных настоящих волос. – Кто первый?
Мы забавлялись целый день, переодеваясь и изображая разных персонажей из пьес, которые помнили. Шерлок оказался прекрасным актёром. Хватало пары усов и нескольких взмахов кисточкой, чтобы он изменялся до неузнаваемости, при этом соответственно менялся и его голос. Он мог изобразить и короля Лира, и Генриха V, еврея Шейлока и сицилийского солдата.
Люпен оказался пластичнее, и в отличие от Шерлока у него лучше получались более страшные персонажи – он двигался порывисто, энергично и в то же время красиво. Надев парик и обведя глаза белой краской, он походил на обезьяну. Повязав голову платком, превращался в пирата. Наклеив бороду, становился моряком, потерпевшим кораблекрушение, а толчёная глина и бриолин преображали его в бедуина.
Мне так понравилось гримироваться, надевать все эти искусственные драгоценности и парики, что я даже запела. В тот момент мне казалось, я исполняю какую-то роль, и потому пела во весь голос, словно на сцене в опере «Риголетто» или «Травиата».
Шерлок и Люпен подыгрывали мне – Люпен распростёрся на земле, а Шерлок приставил к его груди деревянный меч. Но когда я запела, они вдруг перестали играть свои роли. Я заметила это, но всё же допела до конца и когда умолкла, на берегу воцарилась тишина, которую нарушал лишь тихий шорох прибоя.
– Давай ещё, – тихо попросил Шерлок.
– Что ещё? – удивилась я.
– Ну, он же прав – спой ещё! – поддержал его Люпен.
Мне стало неловко, я покраснела, сняла парик и пробормотала:
–
