была для меня новым явлением в ней.
– Ценишь ты эту игрушку? – спросила она, глядя на флаг. – Спрячь скорее! – вскричала она прежде, чем я успел ответить. – Спрячь, иначе ее отнимут у тебя.
– Зачем мне прятать? Я подниму флаг на верхушку мачты моей лодки.
– Никогда ты не поднимешь его на мачту твоей лодки!
С этим словами она взяла у меня флаг и нетерпеливо сунула его в боковой карман моей куртки.
– Не сомните, бабушка, – жалобно запротестовала Мери.
Я спросил опять:
– Почему я никогда не подниму его на мачту моей лодки?
Бабушка Дермоди положила руку на закрытый том сочинений Сведенборга, лежавший на ее коленях.
– Три раза я раскрывала эту книгу сегодня утром, – сказала она. – Три раза слова пророка предостерегали меня, что горе близко. Дети! Это горе постигнет вас. Я смотрю туда, – продолжала она, указывая на место, где солнечный свет наклонно вливался в комнату, – и вижу моего мужа в его небесном сиянии. Он грустно склоняет голову и указывает на вас рукой, которая никогда не ошибается. Джордж и Мери, вы предназначены друг для друга. Будьте всегда достойны вашего предназначения, будьте всегда достойны самих себя.
Она приостановилась. Ей изменил голос. Она смотрела на нас ласковым взором, как смотрят те, которые с грустью видят приближение разлуки.
– Станьте на колени! – сказала она тихо с выражением страха и горя. – Быть может, я в последний раз благословлю, в последний раз помолюсь над вами в этом доме. Станьте на колени!
Мы стали на колени у самых ее ног. Я чувствовал, как билось сердце Мери, когда она прижималась к моему плечу все ближе и ближе. Я слышал ускоренное биение моего собственного сердца от непонятного страха.
– Боже, благослови и храни Джорджа и Мери ныне и вовеки! Господи, пошли в будущем союз, предопределенный мудрым Провидением. Аминь. Да будет так. Аминь!
Едва она произнесла последние слова, как дверь коттеджа распахнулась настежь. Отец, а за ним управляющий вошли в комнату.
Бабушка Дермоди медленно поднялась на ноги и посмотрела на отца с суровой пытливостью.
– Настало? – пробормотала она про себя. – Оно глядит глазами, оно заговорит голосом этого человека.
Последовавшее за тем молчание прервал мой отец, обратившись к управляющему.
– Видите, Дермоди, – сказал он, – вот мой сын у вас в коттедже, когда ему следует быть в моем доме.
Он обернулся и поглядел на меня. Я стоял, обняв маленькую Мери и терпеливо выжидая своей очереди говорить.
– Джордж, – сказал отец с суровой улыбкой, свойственной ему, когда он сердился и хотел скрыть это, – ты дурачишься. Оставь этого ребенка и ступай со мной.
Теперь или никогда настало время для меня высказаться. Судя по моей наружности, я был еще ребенком. Судя по моим собственным чувствам, я мгновенно превратился в мужчину.
– Папа,
