к вам просьба.
– К вашим услугам.
– Молю, удержите Феба от необдуманных поступков! – горячо воскликнула Мадлен. – И защитите от опасностей, буде таковые возникнут! А они возникнут обязательно.
– Гм… в ваших устах это странная просьба, контесса…
– Я его мать! – гордо заявила Мадлен. – И даже при всех наших разногласиях не могу не беспокоиться за своего сына.
– Но почему я?
– Поверьте, я разбираюсь в людях… – Графиня усмехнулась. – К тому же ваше благородство не сравнимо ни с чьим другим. Если уж кому и доверять Феба, то только вам. В ответ я обещаю любое содействие со своей стороны и горячую признательность…
Я слегка задумался, поискал подвоха в ее словах, а потом кивнул.
– Хорошо, контесса. Обещаю, что приложу все свои силы для защиты Франциска. И по мере возможности буду удерживать его от необдуманных поступков. Взамен мне не надо ничего.
– Так уж ничего? – Мадлен с намеком заглянула мне в глаза.
– Ничего, ваше сиятельство. Разве что вашу дружбу.
– Вы остались таким, каким я вас запомнила, Жан… – Графиня неожиданно тепло улыбнулась. – Господи, как бы мне хотелось вернуть время…
– Что было, то прошло, контесса… – Я тоже почувствовал нечто похожее на сожаление. – Я могу еще чем-нибудь быть вам полезным?
– При случае намекните сыну, что я принимаю его таким, какой он есть… – тихо попросила Мадлен. – И пусть он не ждет от меня предательства. Но полное содержание нашей беседы не надо афишировать.
– Обещаю вам, контесса…
Совершенно неожиданно в коридоре раздался шум перепалки, потом дверь с треском распахнулась и в комнату ворвался, черт бы его побрал, шевалье де Тараскон, фаворит вдовствующей графини Вианской.
– Я требую объяснений, Мадлен! – яростно заорал он, пытаясь освободиться от вцепившихся намертво в его колет двух придворных дам. – Как это понимать? Что вы делаете наедине с этим… этим…
– Советую подумать, прежде чем что-либо сказать, – холодно посоветовал я ему. – Ибо некоторые слова смываются только кровью.
Шевалье повел налитыми кровью глазами по разворошенной постели со смятыми женскими чулками на ней и заверещал с новой силой:
– Поединок! Я вызываю, как вас там…
– Немедленно замолчите, – холодно бросила Мадлен. – И ступайте к себе, Одар!
По графине было видно, что она едва сдерживает бешенство.
– Вы не вправе мне приказывать, ваше сиятельство! – напыщенно заявил Тараскон, положив руку на эфес золоченого парадного меча. – Поединок неизбежен. Я обрежу уши этому наглецу!
Я по инерции посмотрел на Мадлен, хотя ход событий уже не допускал ничего иного, кроме поединка, и она ничем его не могла предотвратить. Разве что силой заставить извиниться мальчишку.
Графиня досадливо поморщилась и бросила мне:
