им письма…
– Не понял… Какие письма… У нас почта, что, не работает?
– Я сам не понял, – сознался Богдан Осипович. – Но он, – тут «дед» покосился на дверь, – требует, чтобы вы отвезли их лично.
– Так я не курьер и не гонец, – не выдержал я и возмутился совершенно справедливо. – Может мне и лошадь для этого он даст из собственной конюшни, а? Это сколько денег будет стоить отправить человека за тысячи километров с двумя листам бумаги? Билеты, командировочные, гостиница и так далее? Он че там, вообще перестал думать? Амбиции весь мозг изгрызли?
«Дед» смущенно пожал плечами и, ссутулившись, поплелся в свой угол.
А я этим же вечером договорился с Петром Степановичем о встрече и предал ему папку, где уже было не двадцать листов, а тридцать.
Хватит терпеть! Пусть решение принимают…
А если решат, что все это нормально и их удовлетворяет, что тогда? В петлю, что ль? Мотаться по командировкам из-за капризов какого-то малолетнего деспота-администратора?
Господи, помоги!
Прошел месяц. В командировку я не поехал: в отделе кадров посчитали такую командировку ненужной, а в бухгалтерии заявили, что на подобные «вояжи» у них денег нет. Редкий случай, когда здравый смысл возобладал. Чаще случается наоборот.
И вот, как-то, уже под конец зимы, когда ночь, зимняя ночь, кажущаяся бесконечной, потому что утором еще темно, а днем, сидя в четырех стенах, света белого не видишь, а выйдя из конторских опостылевших стен на морозный, терпкий воздух, видишь, что уже стемнело, начала укорачиваться и снег стал темнеть с той стороны, куда на него падали солнечные лучи (днем, конечно же, не ночью), а на асфальте появляться лужи, подернутые тонкой ледяной корочкой, и городские больницы начали заполняться несчастными, кто, замечтавшись, наверное засмотревшись на клочок неба за крышами, поскользнулся на этом свежем льду и ударился со всего размаху о промерзший асфальт, на столе у «деда» зазвонил телефон. Звонил он как-то невнятно, глуховато. Богдан Осипович осторожно поднял трубку, словно это была змея, поднес к уху, держа на некотором расстоянии, и произнес:
– Але…
После этого замолчал, потом привстал со стула, как был в одних носках, и резанул:
– Слушаюсь! Сейчас передам!
И аккуратно, почти нежно положил трубку на рычажок.
– Тебя директор к себе вызывает, – хриплым голосом сказал он.
– Меня? – каркнул я в ответ и на всякий случай оглянулся – может там, за спиной у меня, еще кто-то стоял, но там никого не было.
– Да, тебя… Иди…
Я глубоко вздохнул, медленно встал, обвел присутствующих печальным взглядом, словно видел в последний раз, те тоже смотрели на меня с сочувствием, накинул пиджак, поправил галстук и вышел из комнаты.
Хорошо поговорили
Секретарша подняла аккуратную, милую головку на высокой шее, бегло взглянула на меня и, опустив глаза, продолжила разбирать бумаги
