поспешил просветлить своего напарника мужчина, между тем уводя лошадь в сторону от широкой дороги, – Весь этот город – и есть говно. Но, коль быть серьёзным, дело в том, что его жители по утрам частенько выплёскивают содержимое ночных горшков на улицы.
– Посему ты нас так рано вывел? – осенило Стефано.
– Именно. Если каждый горожанин обольёт тебя своими фекалиями, то ты ни в жизнь не отмоешься.
– Представляю… А сколько тут энтих горожанинов?
– Пару тысяч.
Стефано выпал. Не в буквальном смысле, конечно. Юноша познавал мир всё больше и больше с каждым днём, следовало ему лишь покинуть деревню. И вместе с тем, он поражался глубочайшим познаниям его спутника. Оно и понятно – тот ведь дворянин. В каком-то смысле.
– А-а-а куда мы едемо? – выразил Стефано вполне справедливый протест тому, что всадник повёл их в какие-то захолустья. И если только что лошадь приятно цокала копытами, выбивая не просто звуки – музыку, по мощёной улице, то сейчас лишь раздражающе чавкала по грязи и отходам. А сами улицы сужались, превращаясь из просторных и светлых в труднопроходимые коридоры с редким освещением. И дома тут были скромнее: уже не осталось трёхэтажных – лишь двухэтажные и того ниже.
– Я ведь тебе говорил уже, – с толикой недопонимания молвил длинноволосый, дёрнув пояс на себе так, что пистоль и фальшионом задрожали, – К еврею.
– Я думал, евреи живут в хоромах, яко цари.
– Но не этот. Не этот…
– Почему ты ваще имеешь дело с жидом?
– Пути Господни неисповедимы.
В Мондрагоне постепенно просыпалась жизнь. Торгаши, ремесленники и простые жители уже гудели подобно пчёлам. Действительно, полнящееся людьми и животными, окружённое крепостными стенами селение походило на разворошённый пчелиный улей. Страшно представить, что здесь твориться летом, во время ярмарок, да на главной площади. И ведь сей город ни в какое сравнение не идёт с Венецией, Неаполем, Римом и прочими столицами итальянской земли. Но, пожалуй, самым главным показателем бодрствования горожан стала вылитая позади героев масса из ночного горшка прямо из окна. Благо, тамошний житель оказался весьма воспитанным и предварительно крикнул путникам внизу «Берегись!».
Спустя небольшой промежуток времени, странствия парочки подошли к концу. Из одного невзрачного переулка всадник и его попутчик перешли в другой, уже не такой тёмный, вонючий и просто неприятный. Он по-прежнему был загажен, а дороги были слеплены не иначе, как из говна и палок. Однако во всей этой нищете одно здание очень сильно выделялось. Это был двухэтажный каменно-деревянный дом с черепичной крышей. Перед ним, в отличие от прочей значительной части улицы, была проложена брусчатка, над дверью висела деревянная вывеска, на которой пятью языками было написано «Услуги ростовщика», а подле двери, окованной железом,
