мать, схватила за плечи и слегка тряхнула.
– Дочь моя, ты меня слушаешь?
Эвелин растерянно заморгала. Они стояли в покоях матери, где Эвелин мерила подвенечное платье.
Готовясь к церемонии, Робина подняла на ноги весь замок. Не менее шести женщин занимались шитьем, чтобы свадебное платье было готово вовремя.
– Что ты делала за стенами? – с тревогой спросила Робина. В ее глазах отражалось не только беспокойство за дочь, но и искреннее любопытство. – Ты должна научиться сдерживать свои порывы, – наставительным тоном продолжила она. – С Грэмом Монтгомери не шутят. Не знаю, что бы он сделал, если бы ты нарушила приличия таким образом в его замке. Нам неизвестно, что он за человек. Он клянется, что не имеет привычки обижать женщин, но характер мужчины познается не сразу. Ты должна это понять.
При этих словах Эвелин нахмурилась. Рассмотрев Грэма как следует, она уже не считала будущего мужа чудовищем. Черты его лица были словно высечены из камня. Люди могли бы сказать, что такой, как Грэм, способен разорвать человека на части за один кривой взгляд. Однако Эвелин ощущала в нем нечто иное, но пока не разобралась, что именно. Одно знала точно – к ней он проявил чрезвычайную доброту и терпение. Не упрекнул за нелепое вторжение. Не потребовал, чтобы она удалилась.
Не обиделся на излишнюю смелость. Говорил с ней мягко. Монстр, замысливший худое по отношению к будущей жене, не мог бы произнести таких слов. В этом Эвелин не могла ошибаться.
Правда, она не слишком хорошо разбиралась в людях. Нельзя отрицать, что она намеренно избегала людей, не желая видеть их страх, ощущать насмешки. Круг ее близких составляли только родители и братья. С посторонними она почти не общалась.
Тем не менее Эвелин была уверена, что не ошиблась в отношении Йена Макхью, и постоянно напоминала себе об этом, а ведь Йен сумел обвести вокруг пальца даже ее отца, не говоря уже о братьях.
Эвелин взяла мать за руки и притянула их к своему сердцу. Робина удивленно нахмурилась. Дочь стиснула ей руки, потом наклонилась и поцеловала в щеку. Когда Эвелин отстранилась, Робина с тревогой заглянула в ее лицо, но вдруг ее осенило:
– Ты ведь хочешь этого, правда? Хочешь выйти замуж за Грэма Монтгомери?
Эвелин снова сжала ей руки и медленно кивнула.
Робина бессильно опустилась в кресло возле маленького столика.
– Никогда бы не подумала. Я так боялась. Мне не хочется, чтобы ты уходила от нас, лишилась нашей заботы. Ты ведь наше дитя, Эвелин.
Мать выглядела такой несчастной, что у Эвелин защемило сердце. От жалости у нее опустились уголки губ.
– Мне следовало догадаться, – продолжила Робина. – Следовало понять, что ты захочешь того же, чего хотят все нормальные девушки, – мужа, детей, самостоятельной жизни. Но я не могла себе представить, что ты на это способна – способна осознать свой долг. Ты действительно все понимаешь, Эвелин?
Мать подняла на нее встревоженный
